Читать «Базалетский бой» онлайн - страница 341

Кони вздыбливались, ржали, кусались, точно исход поединка касался и их. Сверкали рубины и аметисты.

Восторженные возгласы сопровождали поединок. Все были захвачены увлекательным зрелищем. У одной из наездниц обломилось копье, у другой оборвалось ожерелье, и на траве, словно капли крови, блеснули рубины. Хварамзе одолевала соперницу — дерзость брала верх над предусмотрительностью. Над рядами амфитеатра ширился радостный гул.

Автандила же все больше томила скука, он с трудом боролся с зевотой, но, боясь прослыть невежей, счел уместным податься вперед в тот миг, когда царевна, на полном галопе заканчивая круг почета, скакала мимо него. Бледность покрыла ее щеки, и она, полная трепетного смущения, уронила свою красивую головку на бурно вздымавшуюся грудь.

А сыну Саакадзе в это мгновение привиделась иная, незнакомая девушка. Она плавно опускалась к роднику, неся на плече узкогорлый кунган, и нежная песня ее сливалась с притаенным журчанием ручейка…

Шли дни один за другим, отмеривая странное, почти призрачное время.

Хварамзе, впервые познавшая, что любовь может стать источником страдания, все чаще обращала умоляющие взгляды на Русудан.

И вот в дремотном саду, спускающемся к берегу пенящегося Риони, Русудан задушевно беседовала с сыном. Слишком трудное дело… Как коснешься другой души? Но царевна так молила…

— Мой мальчик… Ты ведь знаешь, не в моем характере напрашиваться на откровенное признание… но…

— Знаю, моя лучшая из матерей, о чем твоя беседа.

— Тогда…

— Разве царевна не замечает на моей куладже желтую розу?

— Бывает, что на сердце не накинешь узду.

Умолкли. Тени легли под глазами Автандила, и взор его был устремлен в какую-то неведомую даль. «Нет, не с Автандилом, — поняла Русудан, — суждено царевне встречать радостное утро. Точно факел в сыром лесу — вспыхнет и погаснет, не успев воспламениться».

— Что сказать мне царевне?

— Скажи, золотая: «Если царь и приятный моим мыслям царевич Александр не раздумают…»

— Об этом говорить не стоит, они не раздумают.

— Тогда скажи: «Когда Великий Моурави победоносно возвратится в Картли и над нашим домом вновь зареет знамя «барс, потрясающий копьем», я, если пожелает мой отец, склонюсь перед царевной и проведу ее под скрещенными шашками».

— Увы, мой мальчик, если сердце молчит, уста обретают жестокость.

Русудан поднялась — больше говорить не о чем. Как провинившийся, шел за нею Автандил. И совсем некстати припомнилась ему лягушка, вскочившая на подоконник. Да, это было там, в Бенари… Какое счастливое время! И, точно найдя причину своему смятению, дрогнувшим голосом прошептал:

— Тяжело мне без Даутбека.

Нежно обняв сына, Русудан поцеловала его кудри, и они стали говорить о самом любимом…

Георгий был почти безучастен к происходящему. По утрам с трудом поднимал отяжелевшую голову от подушки, и как бы нехотя исчезали мрачные видения ночи, оставляя в покоях ощущение только что отгремевшей битвы: лязг клинков, ржание коней, переливы рожка. Невидящими глазами вглядывался он в полуовальное окно имеретинского замка и шорох занавесок принимал за шелест знамен. Потом заботливый голос Русудан возвращал его к обычным треволнениям дня, — он принимал из ее рук чашу с отваром из сока сладкого граната или прикладывал к вискам красные зерна лаконоса. Но оцепенение не проходило. Хотелось уйти на далекое поле, зарыться там лицом в густую траву и не слышать ни клекота хищных птиц, ни жужжания пчел, ни человеческих слов, назойливых и докучных.