Читать «Мои пациенты» онлайн - страница 27

Яков Леонтьевич Цивьян

К моменту поступления Эмиля в клинику я уже располагал некоторым опытом оперативного лечения гемангиом тел позвонков, преодолев психологический барьер неоперабельности этих пациентов. Но все же – гемангиома тела позвонка! Тогда еще эта операция всякий раз заставляла меня полностью мобилизовать все физические, эмоциональные и умственные резервы.

В Эмиле меня смущала еще и вероятность осложнений в послеоперационном течении, так как имевшийся у меня опыт говорил, что пикники, – тучные люди, – как правило, трудно справляются с внезапными нагрузками на сердечно-сосудистую систему.

А пока шло обследование, пока меня обуревали сомнения, пока я обдумывал окончательное решение, Эмиль стал своим человеком в клинике. Живой, общительный, улыбчивый, с неизменным фотоаппаратом в руках, он подружился со всеми. Вечно он был чем-то занят. Вечно его окружали люди. Одних он фотографировал. Других учил фотографии. Третьих консультировал по фотоделу. С прочими просто разговаривал, советовал, подбадривал…

Из повседневных общений с этим человеком я узнал, что у него есть жена и сын – школьник старших классов, что профессия приучила Эмиля к весьма подвижному образу жизни, что он вечно в разъездах и командировках, что тяготится вынужденным бездельем и «оседлым» образом жизни, который он вынужден вести сейчас, пребывая в клинике. Возникшая в первые дни некоторая настороженность к Эмилю стала тускнеть, а затем и вообще исчезла. С радостью и удовольствием я увидел под внешней кажущейся поверхностностью умного и дельного человека, очень любящего свою профессию и достигшего в ней большого мастерства. И привязанность к семье. И горячую любовь к сыну. И незаурядные качества толкового человека, общительного и доброжелательного…

Когда я сказал Эмилю, что его болезнь требует оперативного лечения, он это принял внешне легко, с очередной шуткой, смысл которой сводился к тому, что не может же уважающий себя, порядочный фотокорреспондент прожить жизнь, не испытав, что такое хирургическая операция… Больше к этому вопросу мы не возвращались.

Эмиля стали готовить к операции. Внешне он был таким же жизнерадостным, улыбчивым, всем интересующимся человеком.

И вот наступил день операции.

После этого дня минуло уже много лет. После этой операции я сделал много сотен других, порой значительно более сложных и не менее трудных для себя. И все же операцию, которую я сделал Эмилю, видимо, не забуду никогда.

Вечером, накануне операции, я пришел в палату к Эмилю. Его уже уложили в постель и не разрешали ходить из-за боязни простудного заболевания. Вымытый, побритый, переодетый в чистое белье, он в полудреме лежал на кровати. Увидев меня, он усилием воли скинул с себя дремотное состояние и улыбнулся. Разговор шел о всяких пустяках. Обычно в этих случаях врач старается отвлечь пациента от неприятных и тревожных дум о предстоящем, а пациент не заводит разговор о возможных последствиях. Я уже собирался выйти из палаты, когда Эмиль спросил меня о вероятном исходе операции. Спросил впервые. И впервые я увидел его сосредоточенным и серьезным, в его глазах не было привычных смешинок. Не меняя легкого тона нашей беседы, я отделался шутливой фразой, смысл которой сводился к тому, что у такого человека, как Эмиль, несомненно, все будет хорошо, что я уверен в благополучном исходе операции. И вышел из палаты.