Читать «Ты следующий» онлайн - страница 311

Любомир Левчев

— Что-то в этом духе. Впрочем, такая судьба у сердитых молодых людей во всем мире.

— Тогда в чем смысл революций, если они не могут установить новую власть?

— Как раз в этом противоречии. Цель революций — движение, а цель власти — порядок, то есть неподвижность.

— Ладно, может, и так. Я с тобой спорить не буду, потому что иначе не смогу тебе порадоваться. Лучше расскажи, какой революционеркой ты тут стала?

— В настоящий момент мы разделяем и распространяем некоторые взгляды Мао.

— Да ну?! — искренне удивился я. — А кто это — «мы»?

— Во-первых, это мы с Филиппом (мне было ясно, что речь идет о ее супруге Филиппе Соллерсе, редакторе журнала Tel quel ), но знаешь, как это трогательно — видеть Жана-Поля Сартра раздающим, как мальчик-газетчик, маоистскую литературу на Елисейских Полях?

— Юлия, я, очевидно, не в курсе последних веяний парижской политической моды, но, пожалуйста, поделись со мной хотя бы одной идеей Мао, которая тебя воодушевляет.

— Не ищи идеи Мао только в силлогизмах.

— А в чем?

— В его образах, метафорах.

— Ладно, назови мне хотя бы одну метафору.

— Ну, например, пересечение вплавь Янцзы.

Мои губы были сухими и потрескавшимися от высокой температуры. Я отпил глоток ледяного «Сансера».

— Юлия, Юлия, я утону в этой гениальной метафоре, не проплыв и десять метров. Судя по всему, мое место на берегу.

Вероятно, ее это задело.

— Знаешь что, Любо. Тебе наверняка известно, что искусство — явление шизофреническое.

— Ну да. Мне ли этого не знать. Ведь Тодор Павлов первый обнаружил во мне шизофреника.

— Ну вот. Подожди, не перебивай. А политика — это паранойя. Сила Мао в том, что в своем учении он сочетает шизофреническое и параноическое начала.

— Допустим. Но он же у власти, причем давно. Почему ему можно быть революционером, а мне нет?

— Потому что он у власти, но продолжает с ней бороться. Кто начал культурную революцию?

— Не думаю, что вам в Париже необходима культурная революция.

— «У нас в Париже» сейчас сексуальная революция!

— О, мне это нравится! Этой революции я бы предался со всей страстью, на которую способен. Как происходит посвящение в революционеры? Сегодня вечером я как раз свободен.

Юлия вспыхнула и покраснела. Она все делала изящно.

— Ты знаешь, мне уже пора. Нужно идти, Филипп ждет меня дома.

— Ну, эта революция мне известна.

И я пошел бродить по Парижу в одиночестве. Меня поразили слова Юлии. Она открыла мне глаза на нечто до крайности трагичное. Почему я постоянно забываю о проблеме человека и власти — проблеме, которая не была решена ни одним революционером, ни одним философом и ни одним пророком? Даже Христос не ответил Пилату, является ли он царем земным…

По улице Сент-Оноре проезжали черные автомобили.

Уже поздно извиняться перед Юлией за это неприличное поведение собственного обиженного благородства. Что же касается разговора, который я только что передал, то с ним — как, впрочем, и с остальными диалогами в этой книге — все ясно: это не стенограммы, а диалог в романе. Он настолько же аутентичен, насколько и выдуман.