Читать «Ты следующий» онлайн - страница 30
Любомир Левчев
Долгая и жестокая игра кончилась, и предстояло снова расставить фигурки на шахматной доске в их изначальном порядке.
Еще в 1955 году Маленков был пожертвован, как фигура в гамбите «коллективное руководство». За этим событием последовал ряд странных ходов.
Булганин и Хрущев — после многолетней изоляции Москвы — отправились по миру с официальными визитами. А в Болгарию заявились новые анекдоты.
На торжественном приеме присутствовали: английская королева — с супругом, американский президент — с супругой и Булганин — с Хрущевым…
Когда сенсационно быстроходный советский крейсер «Орджоникидзе» причалил к пристани в Портсмуте, англичанка, услышав пушечные залпы, спросила своего спутника:
— Что случилось, дорогой?
— О, разве ты не знаешь? Прибыли Булганин с Хрущевым.
— А что, разве в них не попали с первого раза?
Куда там! Это были ангелы оттепели! Английская служба разведки не смогла узнать, как крутится винт нового крейсера, но зато сфотографировала Хрущева, который крутился перед зеркалом в гостинице. Так было установлено, что вождь — самовлюбленный самонадеянный человек. «Мы все за мир!» За мир?
1 марта 1954 года США взорвали первую водородную бомбу на атолле Бикини. Президент Эйзенхауэр оправдал эту акцию коммунистической угрозой. В результате была подписана новая хартия в духе традиций американской дипломатии, подобная той, в которой Черчилль некогда возвестил о появлении железного занавеса.
Советская военная индустрия совершенствовалась в производстве все более страшных орудий.
Мне кажется, что даже животные чувствовали надвигающуюся угрозу ядерной катастрофы. И растения… Зачем было советской пропаганде поддерживать миф об успешных «мирных переговорах», «мирных договорах», «мирных наступлениях», «мирном соревновании»? «Потепление», «разоружение», «мирное совместное существование»… Кому и зачем надо было так долго обманывать человечество, заговаривая ему зубы этой хрущевско-брежневско-горбачевской логореей, вплоть до того момента, когда президент Буш заявил перед лицом конгресса США: «Мы выиграли холодную войну»?
Но даже тогда непобедимая Москва снова праздновала победу — победу демократии!
Хорошо, мы были одновременно и победителями и побежденными. Чего еще они хотели от нас? Чтобы мы судили себя так, как победитель судит побежденных? Или чтобы ненавидели друг друга так, как побежденный ненавидит победителя? На нас смотрели с подозрением. Видели, что мы были и остаемся ужасными детьми, теряющими самые ценные фигуры. Детьми, которые не проигрывают, а сами выбрасывают их из своих сердец, потому что играют не в общепринятую игру, а в какую-то свою, ранее неизвестную. А вдруг окажется, что эта игра как раз и была правильной?
Университет снова превратил нашу дружбу с Костой Павловым в ежедневную. Сначала мы проводили вместе переменки, потом пары (мы сбегали с них одновременно, хотя Коста бегал быстрее меня, потому что был настоящим спортсменом) и наконец стали проводить вместе сутки напролет. Коста изменился. Стеснительный любимчик гимназии превратился в шумного любимца университета. Он печатался в каждом номере журнала «Шершень», словно воскрес сам Ведбал. Поклонники крутились вокруг него, как зомбированные. Они были готовы вынести любые остроты, пожертвовать всем, даже самым дорогим, даже последней сигаретой. Я знал, что богемность Косты — всего лишь маска,