Читать «Дочки-матери: наука ненависти» онлайн - страница 66

— Смотрите, у государства нет денег на культуру, на театр, кино, телевидение. И это понятно, — Тасины брови метнулись вверх и тут же опустились, но Антония «прочитала»: «Почему понятно? Кому понятно? Мне — непонятно». — А богатые люди ставят себе золотые унитазы и украшают бриллиантами своих собачек… — у Анны голос задрожал от гнева и возмущения, а Тасины брови хихикнули: «Дались этим дуракам и дурам золотые унитазы! Любимая тема». — И им нет никакого дела до того, что театр гибнет, музеи замерзают, а настоящее кино не снимают, потому что оно небюджетное, не приносит доходов и его никто не финансирует. Как же так?

— А вы, наверное, предлагаете обязать богатых спонсировать нашу культуру, в частности, производство «правильных» фильмов? — тихо и вкрадчиво, едва заметно шевельнув бровями, но тут же вернув их в положение «домика», спросила Таська.

— М-м-мда-а-а! — страстно почти простонала Анна. Антония дёрнула плечами в волнении: дочь, похоже, изготовилась к прыжку.

— Вот, к примеру, мой сценарий… — сверкнула глазами журналистка, и Антония мысленно охнула: жертва сама идёт в пасть хищнику! Нашла, идиотка, перед кем о своём неснятом шедевре поговорить. — Я придумала кино о настоящем, вечном, о любви, которая всему основа и начало…

«Какая же ты оригинальная! — заскрежетала зубами Антония. — Сейчас наговорит вагон и кучу тележек ничтожных банальностей, ё-моё!»

— Но им, этим толстосумам, нужна прибыль, только прибыль!

— Ну, это понятно и логично, — заметила писательница. — Безвозмездно спонсирует только государство, ожидая своих прибылей в виде культурного и воспитанного на хорошем населения….

— А, значит, богачам, гражданам страны, это не нужно? — сощурилась и запалилась ещё пуще Анна.

— Ох… у них не столь глобальные намерения и желания. Они свою жизнь строят, свой бизнес, думая максимум о собственной семье…

— Разве это правильно? — продолжала распаляться Анна. — Почему-то вот я думаю обо всей стране, обо всём народе, о его духовной пище…

«Потому что ты — голодранка и делать тебе больше нечего», — мысленно ответила ей Антония и с досадой прочитала то же самое во взгляде дочери.

— Понимаете, Анна, — вкрадчиво и почти ласково вдруг заговорила Тася, — вот у коммунистов как раз и не получилось сделать нового человека. Такого, чтоб думал прежде всего обо всём человечестве, а не о своей семье, не о своих детях. Всякий раз, когда у них получалось нечто близкое к идеалу, выяснялось, что это жуткий Голем, чудовище, не способное ни на что хорошее, доброе, зато прекрасно умеющее пожирать детей, — на этих словах Антония вздрогнула от брошенного на неё дочерью взгляда. Что-то такое в них полыхнуло — обвиняющее, что ли, и одновременно с этим болезненное и страдающее. Что это было? Губы дочери чуть скривились в иронии, бровки домиком, голос спокойный, но глазами она устроила пожар на лице матери! Это обвинение? Этакое иносказание для неё, Антонии, разговор с матерью под видом разговора с этой дурочкой? Странно. Лучше всего сделать вид, что ничего не заметила… Да и дурочка что-то там лопочет…