Читать «Мои классики» онлайн - страница 28

...

«Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она смотрела на низ вагонов, на винты и цепи и на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.

«Туда! – говорила она себе, глядя в тень вагона, на смешанный с углем песок, которым были засыпаны шпалы, – туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».

Она хотела упасть под поравнявшийся с ней серединою первый вагон. Но красный мешочек, который она стала снимать с руки, задержал ее, и было уже поздно: середина миновала ее. Надо было ждать следующего вагона. Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило ее, и она перекрестилась. Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь предстала ей на мгновение со всеми ее светлыми прошедшими радостями. Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала. «Где я? Что я делаю? Зачем?» Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. «Господи, прости мне все!» – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.

Из романа «Анна Каренина». Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 14 т. – М.: Художественная литература, 1952. – Т. 9. – С. 352–353.

Я очень любил в детстве сказку «Три медведя». Она тогда произвела на меня глубокое впечатление. Смешанное было чувство – уюта, теплоты, свободы и, конечно, страха. Уютно и тепло было в этой избушке, свободно было ходить по лесу и, конечно, очень страшно оказаться в компании трех медведей. Читали мне эту сказку не раз, а потом и я сам ее читал, испытывая те же самые чувства. Мне не нравилось только то, что медведь хотел укусить Машеньку. Это, мне казалось (и кажется до сих пор), у Льва Николаевича некий перебор. Понятно же, что медведи хотели только припугнуть непослушную девчонку. И все. Потом эта сказка жила в моем подсознании и как-то незаметно вылезла из него и оказалась в моих картинках. Правда, у меня Машенька убегает в дверь, а не в окно. Но это только потому, что рисовать так значительно проще.

Может быть, кстати, эти события с Машенькой и тремя медведями происходили в лесах недалеко от города Крапивны, где не раз бывал Лев Николаевич. А мой друг, профессор архитектуры Евгений Асс, ездил со студентами в этот город довольно часто и делал со своими подопечными проект по возрождению этого находящегося в жутком состоянии некогда замечательного городка. Так вот, студенты Асса проводили в Крапивне опрос местных жителей. Мол, что вам нравится и не нравится в вашем родном городе и что бы вы хотели в нем изменить? По-разному отвечали люди. Один человек ответил так: «Все плохо. Ничего не надо менять». Слова «плохо» и «ничего» у него были производными от одного короткого и всем известного слова. Так как оно всем известно, писать мы его здесь не будем. А фраза получилось очень емкой. Возможно, он, этот житель города Крапивны, случайный потомок великого графа.