Читать «Эх, Антон!» онлайн - страница 12

— Как нас били, как били, если бы ты знал! Сперва построили всех в шеренгу, прогнали прикладами сквозь строй. А потом добавляли поодиночке, кому сколько влезет. Меня как коновода били особо. Кагин говорит, что ему дали двадцать три удара. Не знаю, может быть; он и считал. А я ничего не помню. Потерял сознание. Только одна мысль: скорей бы конец. И еще внутри надежда теплилась, авось останусь в живых.

Антон на время смолкает, часто и неровно дышит, на висках у него выступают капли пота. Опасаясь за его состояние, я говорю:

— Тебе трудно, Антон. Может быть, ты завтра доскажешь.

— Нет, нет, слушай. Очнулся я, когда уже везли в Кондоль. Свалили всех в одну кучу, голова уткнулась во что-то жесткое. Ну, в грядку, что ли, сверху навалены тела, вокруг ночь, туман, — не то дождь, не то снег. Только я никакого холода не чую, даже жарко.

Последний раз, помню, на въезжей в Крндоли… Здесь опять били… Топтали ногами… В душу, в мать ругали, охальничали. Мы валялись на полу, а они вскакивали на грудь, на живот, — били сапогами в лицо, в зубы… Про Гришина рассказывают, что у него руки вывертывали, как на дыбе. Когда я очнулся, вокруг месиво из крови, и грязи. В глазах туман, в голове муть. И только пить хочется, а пить не давали.

Антон закрывает глаза и смолкает. Только тихо шевелятся пальцы его рук. Так проходят минута, две, три. Воспоминания закончены. Антон с горечью заключает:

— Недаром все старые товарищи умерли: Стенин, Маслов, Домнин, Гришанин, брат Герасим, один из Гришиных и еще многие. Трудно мне, Алексеич. Видишь сам, чем я стал… Обуза для семьи, ненужный человек. Пора и мне умирать. Выбыл из строя…

— Что ты, Антон, брось такие мысли! Посмотри, как тебя любят, каким уважением ты пользуешься. Может быть, еще и выздоровеешь. Наука идет вперед, улучшаются условия жизни. Такие люди, как ты, воспитывают других своим примером…

Я говорю, и у меня изнутри, к самому сердцу подкатывается клубок горечи и гнева…

Проклятое самодержавие! Ты душило народ голодом и насилиями, ты обрекало на расстрелы и виселицы, убивало, изощренными пытками в застенках, но мы уничтожили тебя и, сметая твой прах, мы будем воспитывать поколения в пламенной ненависти к черному прошлому и в светлой любви к загоревшемуся над миром солнцу социализма.

* * *

И вот эпилог.

Настоящий очерк был написан вчерне вскоре после свидания с Антоном. В конце 1930 или начале 1931 года я сговорился с К. С. Еремеевым относительно помещения этого очерка в журнале «Красная нива».

И вот зимою 1931 года случайно встречаюсь в Москве с одним из Гришиных. Моим первым вопросом было:

— Как Антон?

Гришин безнадежно махнул рукой.

— Плохо!

И Гришин рассказал печальную повесть…

За последнее время физические мучения Антона увеличились, болезнь усилилась настолько, что он совершенно не мог обходиться без посторонней помощи. И вот он попросил подвесить к кольцу на потолке веревочные вожжи, чтоб в случаях надобности приподниматься при помощи собственных рук, не беспокоя близких. Просьбу исполнили. А в одну из мучительных ночей Антон повесился на вожжах.