Читать «Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы» онлайн - страница 476

Упомянутое письмо попало к Ф. Рузвельту лишь 11 октября 1939 года.

Вот текст этого письма:

Альберт Эйнштейн, Олд Гров – Род,

Нассау Пойнт Пеконик,

Лонг – Айленд, 2 августа 1939.

Ф. Д. Рузвельту

Президенту Соединенных Штатов

Белый дом. Вашингтон.

Сэр!

Некоторые недавние работы Ферми и Сциларда, которые были сообщены мне в рукописи, заставляют меня ожидать, что элемент уран может быть в ближайшем будущем превращен в новый и важный источник энергии. Некоторые аспекты возникшей ситуации, по – видимому, требуют бдительности и в случае нужды быстрых действий со стороны правительства. Я считаю своим долгом обратить Ваше внимание на следующие факты и рекомендации.

В течение последних четырех месяцев благодаря работам Жолио во Франции, а также Ферми и Сциларда в Америке стала вероятной возможность ядерная реакция в крупной массе урана, вследствие чего может быть освобождена значительная энергия и получены большие количества радиоактивных элементов. Можно считать почти достоверным, что это будет достигнуто в ближайшем будущем.

Это новое явление способно привести также к созданию бомб, возможно, хотя и менее достоверно, бомб нового типа, обладающих чрезвычайной мощностью. Одна такая бомба, доставленная на борту корабля и взорванная в порту, полностью разрушит порт с прилегающей территорией. Однако такие бомбы могут оказаться слишком тяжелыми для транспортировки по воздуху.

Соединенные Штаты обладают небольшими запасами урановой руды, да и та имеет низкое содержание урана. Ценные месторождения находятся в Канаде и оккупированной немцами Чехословакии, а самые мощные источники – в Бельгийском Конго.

Ввиду сложившейся обстановки, возможно, Вы сочтете целесообразным установить постоянный контакт между Правительством и группой физиков, которые работают над цепной реакцией в Америке. Для такого контакта Вы могли бы уполномочить лицо, пользующееся Вашим доверием. В его задачи входило бы следующее:

а) поддерживать связь с правительственными учреждениями, информировать их об исследованиях и давать им рекомендации о необходимых действиях, обращая особое внимание на решение задачи по обеспечению поставок урановой руды в Соединенные Штаты;

б) содействовать ускорению экспериментальных работ, которые в настоящее время осуществляются в рамках бюджетов университетских лабораторий, путем привлечения частных лиц и промышленных лабораторий, имеющих необходимое оборудование.

Мне известно, что Германия в настоящее время прекратила продажу урана из захваченных чехословацких рудников. Возможно, такие решительные действия объясняются тем, что фон Вайцзекер, сын заместителя германского министра иностранных дел, прикомандирован к Институту кайзера Вильгельма в Берлине, где теперь ведутся работы по урану, дублирующие американские.

Искренне Ваш

Альберт Эйнштейн

Несмотря на то, что президент США Ф. Рузвельт внимательно прочел это письмо и согласился с тем, что «это требует действий», однако письмо Энштейна практически не сыграло никакой роли в ускорении работ по созданию атомной бомбы. Многие американские ученые высказались против государственной поддержки таких работ. Более чем два года прошло без сколько-нибудь значительных действий государственных учреждений США в данном направлении.

Удивительно то, что А. Эйнштейн, первоначально отказываясь подписывать приведенное выше письмо к президенту США, по – видимому, лучше, чем кто-либо, включая его инициаторов Сциларда и Теллера, понимал, чем это кончится. Но перед Эйнштейном стоял призрак Гитлера, вооруженного атомной бомбой. С другой стороны, он не чувствовал доверия к руководителям США. Скорее всего, именно по этой причине А. Эйнштейн лично практически не участвовал в создании атомной бомбы.

Лишь в конце 1941 г., через два года и два месяца после прочтения письма А. Эйнштейна президенту США, было принято окончательное решение о создании атомной бомбы.

Толчком к этому событию послужил приезд в Соединенные Штаты австралийского физика М. Олифанта, в то время работающего в Англии. Английские ученые, находившиеся в сотнях километров от гитлеровской Германии, особенно ясно представляли грозящую им опасность в случае, если немцы первыми создадут атомную бомбу. Именно английские ученые, проведя серию экспериментов, убедительно доказали, что атомная бомба может быть создана в ближайшие годы.

Эти доказательства игнорировать уже было опасно. Но и тогда большая часть 1942 г. ушла на организационную работу, лишь весной следующего года американцы приступили к строительству гигантских заводов для производства атомного оружия.

В свете изложенного, не сложно предвидеть, как изменился бы ход истории, если бы американцы развернули работы по созданию атомной бомбы летом или осенью 1939 г., сразу же после упомянутого письма Эйнштейна. Скорее всего, если бы это было сделано, то атомная бомба была бы уже готова к концу 1943 г., а не к средине 1945 г… Как утверждают американцы, в этом случае у них не было бы послевоенных проблем ни с Советским Союзом, ни с Китаем. Как бы они решали эти проблемы, нетрудно себе представить.

В разгар Второй мировой войны богатая Америка, без особого ущерба для себя, смогла выделить на эти цели огромную по тем временам сумму – два миллиарда долларов. В этой работе, которая условно была названа «Манхэттенским проектом», приняли участие более 150 тыс. человек. Научным руководителем проекта стал выдающийся американский физик, «отец атомной бомбы» Юлиус Роберт Оппенгеймер (1904–1967), а общим руководителем – американский генерал Лесли Р. Гровс.

Оппенгеймер во время Второй мировой войны возглавлял Лосаламосскую лабораторию ядерных исследований и являлся руководителем работ по созданию атомной бомбы, а с 1946 по 1953 год он председатель генерального консультативного комитета при комиссии по атомной энергии при министерстве обороны и президенте США. В 1953 г. Оппенгеймер был снят со всех правительственных постов и обвинен в «нелояльности». Главными причинами отстранения Оппенгеймера от дел явились его оппозиция созданию водородной бомбы и настойчивые выступления за использование атомной энергии в мирных целях.

К началу 40–х годов в США собрался почти весь цвет физической науки Запада. К работе над атомной бомбой американцы привлекли большую группу физиков, среди которых были всемирно известные ученые, лауреаты Нобелевской премии Н. Бор, А. Комптон, Э. Ферми, Дж. Франк, Э. Лоуренс, Г. Юри, Х. Бете, Э. Серге, Дж. Чэдвик, Г. Сиборг, Р. Фейнман, О. Чемберлен, Ю. Вигнер, а также Д. Уилер, О. Фриш, Л. Сцилард, Э. Теллер и многие другие.

Уже 2 декабря 1942 г. под руководством итальянского физика Энрико Ферми в Чикаго был запущен первый в мире ядерный реактор, в котором в качестве замедлителя нейтронов был использован графит. В этом же году в США была реализована идея извлечения легкого изотопа урана – урана-235, пригодного для изготовления атомной бомбы, из природного урана (смеси урана-238 и урана-235, где доля последнего не превышает 0,7 %) на основе закона газовой диффузии.

Однако, как уже было сказано выше, большая часть 1942 г. у американцев ушла на организационную работу, и лишь весной 1943 г. они приступили к строительству гигантских заводов для производства атомных бомб.

Вместе с тем для Гитлера спешила создать атомную бомбу группа немецких крупнейших ученых – атомников, ядерных физиков и химиков, в том числе Вернер Гейзенберг и Макс фон Лауэ – два ведущих физика с мировым именем, оба лауреаты Нобелевской премии, а также Отто Ган, открывший деление урана, за что получил Нобелевскую премию в области химии. В эту группу также входили: Карл Фридрих фон Вайцзеккер, выдающийся физик; Вальтер Герлах – руководитель германских ядерных исследований; Курт Дибнер, Эрих Багге и Пауль Гартек – специалисты по изотопному разделению; Карл Уирц и Хорст Коршинг. Научным руководителем проекта был упомянутый выше Вернер Гейзенберг.

Команда немецких ученых, вероятно, была не менее квалифицирована, по сравнению со своими заокеанскими конкурентами. Особенно сильно у немцев была развита химическая промышленность, поэтому им не требовалось строить, как американцам, огромные заводы по обогащению урана.

Кроме того, все немецкие ученые, конечно, были не менее преданы своему отечеству и фюреру, чем американские ученые и эмигрировавшие европейцы в США – ее президенту Рузвельту. Так что о преднамеренном саботаже немецких ученых и речи не может быть.

Главная причина существенного отставания немецких ученых в области создания ядерного оружия состояла в том, что их фюрер, Гитлер, не сумел понять чрезвычайной актуальности и срочности таких работ, не сумел увидеть своего счастья. Было время, когда «тысячелетний рейх», можно сказать, был почти в кармане фюрера. Однако ее величество, случайность, а также самоуверенность Гитлера в быстрой победе над «неполноценными» славянами с помощью обычного оружия помешали ему завоевать весь мир.

Вместе с тем, если бы в 1939 г. немцы засекретили открытие Отто Гана (именно его открытие деления урана убедило американцев в реальности создания атомной бомбы) и вложили в это дело необходимые ресурсы, которые у них после завоевания Западной Европы были, то уже к средине 1943 г. атомная бомба могла бы быть только у Гитлера.

В этом случае даже в настоящее время трудно спрогнозировать, как закончилось бы великое противостояние народов, в частности, например, Курская битва. Скорее всего, окончательный перелом в нашу пользу в Великой Отечественной войне не состоялся бы. И не было бы у нас Великой Победы, хотя число жертв, безусловно, с нашей стороны значительно бы возросло.

Однако, к нашему счастью, Гитлер не нашел необходимым выделить немецким ученым требуемые ресурсы, реальная отдача от которых могла быть только через несколько лет. По его, фюрера, меркам, это было слишком долго.

Это обстоятельство привело немцев к принципиальной ошибке в расчетах: в январе 1941 г. они пришли к выводу о якобы невозможности осуществить цепную реакцию, используя в качестве замедлителя нейтронов графит.

В результате чего, вместо недефицитного и дешевого графита, В. Гейзенберг и его коллеги решили использовать тяжелую воду, которая была не менее эффективным замедлителем нейтронов, если не считать её исключительно высокую энергоемкость, сложность процесса и значительного времени, необходимого для накопления тяжелой воды в требуем количестве.

Захватив Норвегию, вместе с заводами тяжелой воды, немцы смогли увеличить производство этого дефицитного продукта до 1360 кг, а в 1942 г. – до 4536 кг в год. Однако недостаточное внимание к этой проблеме верховного руководства Германии привело к тому, что норвежским партизанам в 1943 г. удалось вывести завод из строя и одновременно уничтожить около 1300 кг тяжелой воды.

По этой причине немецкие ученые смогли приступить к сборке ядерного реактора только лишь в январе 1945 г. Вначале этот реактор строился в одном из подземных бункеров Берлина, а затем, из-за постоянных бомбовых ударов по городу, его вынуждены были эвакуировать на юг Германии, в ни чем не примечательную деревню Хайгерлох. Здесь немецкие физики во главе с тем же Гейзенбергом завершили строительство реактора и приступили 28 февраля 1945 г. к его запуску. В реактор стали медленно закачивать тяжелую воду, поток нейтронов нарастал, однако цепная реакция не возникла: для устойчивой работы реактора не хватило, как потом оказалось, полторы тонны тяжелой воды. В это время взять ее уже было негде, Германия была накануне окончательного поражения и капитуляции.

Но уже 3 мая 1945 г. В. Гейзенберг и его коллеги – физики оказались в плену у американцев. Они незамедлительно были направлены в США, где знания и опыт этих немецких ученых использовались сначала для завершения «Манхэттенского проекта», а затем – для подготовки ядерного удара по Советскому Союзу. Позже, упомянутый выше руководитель «Манхэттенского проекта» генерал Л. Гровс признал, что операция по захвату одного Гейзенберга значила для США больше, чем разгром десяти немецких дивизий.

Результаты работы физиков стран Западной Европы и США, теперь уже включая и немцев, американцы незамедлительно продемонстрировали всему миру, испытав ядерное оружие на гражданском населении Японии.

С варварских бомбардировок японских городов американское правительство начало атомный шантаж Советского Союза: с намерением, в первом же удобным случае, причем в ближайшее время, перейти от шантажа к полномасштабной ядерной войне с целью уничтожения нашей страны.

Упомянутый выше генерал Л. Гровс в последствии писал, что еще в 1942 году он не питал никаких иллюзий относительно того, что Россия является врагом США и что «Манхэттенский проект» строится на этой базе.

Не питал иллюзий на этот счет и И. В. Сталин. Он прекрасно понимал, что как только американцы почувствуют, что можно безнаказанно сбросить атомные бомбы на советские города, то они, безусловно, это сделают.

Таким образом, когда еще не закончилась война с Гитлером, а уже вновь над нашей страной нависла новая смертельная угроза. И. В. Сталин вынужден был снова готовить истощенную и израненную страну к новой атомной войне с так называемыми союзниками, а по существу, – с вечными врагами России. Объективность этого исторического факта подтверждает, как указано было выше, сам руководитель проекта создания американской атомной бомбы, не двусмысленные действия руководителей США и Англии, а также реальный ход событий сразу же после Великой Победы.

В свете изложенного, уже к концу 1942 г. И. В. Сталину и советскому правительству становится очевидным, в том числе по данным разведки, что задержка с созданием в Советском Союзе ядерного оружия (в те годы – урановой бомбы), может привести нас к очень тяжелым последствиям. Более того, не исключалось, что в ближайшее время оружие небывалой мощности могло быть создано не только в США, но и в Германии.

Можно себе представить последствия, например, ядерного удара по Москве, что, в принципе, тогда не исключалось, если бы не ряд случайных событий, помешавших немцам первым создать атомную бомбу. Трудно представить и дальнейший ход Второй мировой войны, особенно поведение нашего союзника, Англии, если бы у Гитлера была возможность одной бомбой уничтожить Лондон.

Конечно, кое-кто может сказать: зачем эти фантазии. История, мол, сослагательного наклонения не имеет. Однако мы исследуем ход давно прошедших событий, причем, исход которых нам хорошо известен. Мы, например, теперь знаем, что случайная ошибка выдающегося физика В. Гейзенберга в расчетах еще в январе 1941 г. самым существенным образом повлияла на сроки создания немецкой атомной бомбы. Вместе с тем, несомненно, что эта ошибка Гейзенберга одновременно самым существенным образом повлияла не только на судьбу Гитлера и Германии, но и на наше будущее.

Сейчас мы, конечно, знаем, что по указанным выше причинам, в конце 1942 г. опасность создания в Германии первой атомной бомбы (на которую в личном письме И. В. Сталину просил обратить внимание совсем молодой ученик И. В. Курчатова Г. Н. Флеров) тогда была слишком преувеличена. Однако в то время ни И. В. Сталин, ни тем более Г. Н. Флеров не могли достоверно знать, насколько близки к завершению работы по созданию в Германии атомной бомбы. Однако, принимая стратегические решения по управлению страной и Красной Армией, И. В. Сталин не мог не учитывать даже маловероятные события, реализация которых привела бы к катастрофическим последствиям для нашей страны, даже в отдаленном будущем.

Риск, согласно специальной теории риска, измеряется произведением вероятности какого-либо события на возможный ущерб. Если даже вероятность какого-либо события небольшая, но ущерб огромен, то и риск большой. Это И. В. Сталин, не будучи физиком, понимал лучше наших академиков и нынешних президентов.

Вот чем, кстати, отличается гений от верхогляда, который не может предвидеть даже того, что произойдет завтра. Например, тот же Ельцин, с его «рельсами», и с невозможностью дефолта под его мудрым руководством страной.

Поэтому, когда так называемые «демократы» и «десталинизаторы» упрекают И. В. Сталина в некомпетентности, мол, «корифей всех наук» завалил всю Европу трупами, вот и победил недалекого Гитлера. Но эти «умники» и в подметки не годятся отцу Великой Победы. Задним умом все сильны. А тогда нужно было спасать страну, причем в условиях неопределенности, которая мгновенно и кардинально могла изменить ситуацию на советско – германском фронте, причем в худшую для нас сторону.

Потому все подобные «умные» вопросы и советы И. В. Сталину задним числом – это дешевая демагогия. Как, например, еще один из подобных вопросов: зачем, спрашивается, нужно было побеждать Германию, зачем было освобождать поляков, словаков, чехов, венгров, румын, наших «братушек» болгар и прочих, не говоря уже о немцах, которых Гитлер вполне устраивал. Ведь цена этой благотворительной миссии обошлась нам только 960 тысячами убитыми и 2 миллионами 750 тысячами искалеченных наших соотечественников.

Зачем, спрашивается, нужно было штурмовать Берлин? Только в этой операции погибло 78 290 наших солдат и офицеров, еще – 274 184 было ранено. Вот пусть бы наши союзнички, американцы и англичане, и упражнялись, добивая Гитлера. Если бы они, конечно, согласившись с такими огромными потерями собственных войск.

Что, кстати, маловероятно, учитывая то, что до средины 1944 г. наши союзники упорно не желали открвать Второй фронт по очевидной причине – берегли своих солдат, предпочитая воевать с Гитлером руками и кровью советских солдат. В чем они, надо отдать им должное, преуспели: общие потери убитыми за всю войну в США составили – 405 тыс. человек, в Великобритании – 375 тыс. человек. Эти потери несопоставимы с потерями нашей страны.

Действительно, в свете сегодняшних событий потери наших войск при освобождении Европы от Гитлера кажется неоправданными. Зачем мы их спасали? Какую благодарность мы получили за миллионы загубленных и искалеченных жизней наших соотечественников? Ровно – никакой! Хуже того, наши бывшие «братья» по Варшавскому договору все, как один, переметнулись в блок НАТО и теперь дружно точат зубы на Россию, надеясь на то, что теперь они вместе с американцами уж точно нас проглотят, и не подавятся, как Наполеон или Гитлер. Воистину, история учит, что она ничему не учит.

Однако, тогда опасность создания Гитлером ядерного оружия представляла самую серьезную угрозу существования нашей стране, такая угроза в то время могла быть ликвидирована только единственным путем – разгромом немецкой армии и безоговорочной капитуляцией фашистской Германии. Эта цель не могла быть достигнута без быстрого продвижения Красной Армии на Берлин, и естественного при этом освобождения расположенных по дороге к нему оккупированных фашистами государств, включая и подлых сателлитов Гитлера.

Однако чрезмерные амбиции фюрера, нескрываемое его стремление к мировому господству испортили, как сейчас говорят, имидж Гитлера, и лишили его доверия в глазах Запада. Вместе с тем, в годы Второй мировой войны Гитлера нельзя было рассматривать как непреодолимую преграду на пути объединения стран Запада, включая и Германию, против Советского Союза.

По существу, США и Англия потеряли интерес к Гитлеру, как своему стратегическому союзнику, только тогда, когда они убедились, что у них, вместо непредсказуемого фюрера, в самое ближайшее время появится новый, несоизмеримо более мощный союзник – атомное оружие. С помощью которого, как они считали, решат не только давнюю стратегическую задачу – уничтожения России, но и обеспечат себе мировое господство. Так что еще один претендент на мировое господство, в лице Гитлера, при наличии атомного оружия, нашим так называемым союзникам был уже не нужен.

Сейчас, кажется, что все так, но еще раз возвратимся в тот кровавый и крайне тяжелый для нашей страны – 1942 год. Половина европейской части нашей страны была оккупирована Гитлером. Немецкая армия, сметая наши войска, рвется к Сталинграду и на Кавказ. Наши союзники США и Англия отказываются вступать в непосредственную схватку с фашистами. Наши эвакуированные на Восток заводы еще не запущены. Помощь по так называемому ленд – лизу символическая, практически – нулевая.

Но вот появляется еще одна, чрезвычайно опасная угроза для страны: в Германии и США полным ходом идет разработка нового, невиданного ранее по мощности, атомного оружия. Одна бомба такого оружия может уничтожить большой город, с его жителями и предприятиями.

Если с Гитлером все понятно: в случае появления у него атомной бомбы, то можно не сомневаться – она тут же будет сброшена на крупнейший политический и экономический центр Советского Союза, на Москву, а затем на другие города, по мере изготовления следующих экземпляров этого оружия.

Что касается наших союзников, США, и особенно Англии под руководством «закадычного друга» Советского Союза Черчилля, то их поведение с появлением атомного оружия было неоднозначно. Гитлер всегда пытался привлечь эти страны на свою сторону, в качестве союзников для похода на Восток, с целью уничтожения России. Скорее всего, достаточно было только одной угрозы сбросить на Лондон атомную бомбу, и Англия воевала бы против нас на стороне Гитлера.

Наша страна к 1942 г. вновь оказалась в роли догоняющей. И это притом, что в царской России еще до революции уже был проделан значительный объем научных работ по исследованию радиоактивности. В 1912–1913 гг. в Московском университете начал работать специальный практикум по радиоактивности, который организовал сподвижник Столетова профессор А. П. Соколов (1854–1928).

Особое значение имели научные работы Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945), который, начиная с 1910 года, исследовал в нашей стране месторождения радия и урана, проводил первые радиохимические исследования этих химических элементов, применял радиоактивный метод к исследованию возраста горных пород. В. И. Вернадский уже в 1922 г. предвидел будущее атомной энергии, предупреждал ученых об их ответственности при использовании этого вида энергии. Он писал:

«Мы подходим к важному перевороту в жизни человечества, с которым не может сравниться все им раньше пережитое. Недалеко то время, когда человек получит в свои руки атомную энергию, такой источник силы, который даст ему возможность, строить свою жизнь, как он захочет… Ученые не должны закрывать глаза на возможные последствия их научной работы, научного прогресса. Они должны себя чувствовать ответственными за последствия их открытий. Они должны связывать свою работу с мировой организацией всего человечества».

Революция и Гражданская война самым отрицательным образом отразились на научных и высших учебных заведениях России. Голод и разруха коснулся также академиков и профессоров. Кто мог – сам бежал за границу, а многих оставшихся в России ученых с мировым именем большевики под угрозой смерти посадили на пароход и в 1922 г. отправили за пределы нашей страны. Буржуазная наука пролетарскому государству была якобы не нужна. Погибали целые научные школы. Например, будущему отцу советской атомной бомбы И. В. Курчатову, поступившему на физико – математический факультет Таврического (Симферопольского) университета в 1920 году, чтобы поддержать свое существование, приходилось работать сторожем кинотеатра, пильщиком дров, воспитателем детского дома.

В результате ядерная физика в СССР до 1932 г. находилась в зачаточном состоянии. В ноябре этого же года в Ленинградском физико – техническом институте был создан ядерный семинар, одним из организаторов которого был И. В. Курчатов.

Реальное оживление работы в этой области физики стало заметным после первой Всесоюзной конференции по физике атомного ядра, которая состоялась в сентябре 1933 г. в Ленинграде. В сентябре 1937 г. в Москве состоялась вторая Всесоюзная конференция по атомному ядру. За четыре года, прошедшие со времени первой конференции, было сделано достаточно много. В СССР создавалась техническая база ядерной физики. Начали строиться ускорители заряженных частиц и циклотрон.

Такие ускорители были построены в Харькове, в Украинском физико – техническом институте, А. К. Вальтером и К. Д. Синельниковым. На этих ускорителях были осуществлены первые реакции по расщеплению ядер.

За второй конференцией последовали совещания по атомному ядру в 1938, 1939 и 1940 гг. На совещании 20–26 ноября 1940 г. в Москве ученик И. В. Курчатова, Г. Н. Флеров, сделал доклад, об открытом им и К. А. Петржаком самопроизвольном делении урана. Это было одно из фундаментальных открытий советской ядерной физики. Курчатов и Харитон выступили с обстоятельными докладами об условиях осуществления цепной реакции. На совещании был поставлен вопрос об обращении к Правительству Советского Союза о выделении значительных финансовых и материальных средств на постройку первого уранового котла.

В качестве справки: после первой международной конференции по мирному использованию атомной энергии, состоявшейся в Женеве в 1955 г., урановые котлы стали называть атомными реакторами.

В этом же, 1940 году, И. В. Курчатов приступил к созданию нового мощного циклотрона с диаметром полюсов электромагнита 1,2 м. Новый циклотрон должен был вступить в строй 1 января 1942 г.

Однако, как это всегда было принято, генеральную линию ее развития любого дела, в том числе и области физики атомного ядра, определяли начальники, «корифеи», академики. Для этого, в 1940 году, в нашей стране была создана Комиссия по урану («Урановая комиссия»). Академик В. Г. Хлопин (1890–1950), директор Ленинградского радиевого института, был назначен ее председателем, а академик А. Ф. Иоффе (1880–1960), директор Ленинградского физико – технического института, одним из его заместителей, хотя по знаниям и опыту в данной, конкретной области физики эти начальники уже существенно уступали молодому профессору И. В. Курчатову.

При всех их достоинствах и опыте, указанные академики – начальники, как и любой другой ученый, кроме обязанностей по руководству больших коллективов, собранных в несколько научных лабораторий разной направленности, имели и свои личные пристрастия в науке. Именно эти, свои пристрастия, каждый ученый, само собой разумеется, считал самым важным и нужным делом.

К сожалению, ни Виталий Григорьевич Хлопин, ни Абрам Федорович Иоффе не имели особого личного научного интереса в области атомного ядра, они только им интересовались, и не более. Так, например, область личных научных интересов А. Ф. Иоффе концентрировалась на радиолокации, полупроводниках и усовершенствовании танковой брони. Научные интересы В. Г. Хлопина были связаны с исследованиями радиохимического деления.

Следовательно, ни тот, ни другой академик, хотя и руководили указанными исследованиями, однако, не были профессионалами высшего класса именно в данной области физики.

Это обстоятельство усугубилось тем, что А. И. Иоффе, как один из выдающихся физиков нашей страны, с началом войны был назначен председателем комиссии по военной технике, поэтому именно он определял, кому и чем необходимо было заниматься в обозримом будущем. Разрабатывая план работы ученых, он совершил крупную стратегическую ошибку – исключил из этого плана исследования по созданию советской атомной бомбы.

Все это удивительно, тем более что именно А. Ф. Иоффе еще в конце 1938 г. получил из Франции от Фредерика Жолио – Кюри письмо, в котором сообщалось, что открыт принципиально новый вид ядерной реакции, при котором под действием нейтронов ядро урана распадается на два радиоактивных осколка. Это письмо французского ученого бурно обсуждалось на семинаре в ФТИ, где Иоффе был директором. Интерес к этому открытию граничил с ажиотажем, невиданным раньше в науке. Исследования, связанные с делением урана нейтронами, с этого момента заняли центральное место в одной из лабораторий института, которой руководил профессор И. В. Курчатов.

Кроме того, руководству института было известно, что Флёров с Петржаком в начале 1940 г. послали в американский журнал «Физикал ревью» краткое сообщение об открытым ими новом физическом явлении – самопроизвольном делении урана. В этом журнале все ученые мира обычно сообщали последние новости и достижения в области изучения атомного ядра. Письмо было опубликовано, а отклика не было, хотя после публикации прошло уже достаточно времени.

Просматривая американские журналы, советские физики пришли к заключению, что в данном случае речь не идет о каком-то исключительном событии, а просматривается общая закономерность. После бурного потока статей, сообщающих об исследованиях реакции деления урана, американская печать к средине 1940 г. на данную тему прекратила любые публикации. Примеру американцев вскоре последовали в Англии и Германии. Это был явный признак того, что в указанных странах все результаты работ в области атомного ядра стали секретными. Это также значило, что все исследования области деления урана на Западе перешли из чисто теоретической и научной стадии в практическую стадию, в стадию создания реальной атомной бомбы!

Тем не менее, с началом войны научная лаборатория, которая занималась в Советском Союзе в ФТИ исследованием атомного ядра, была закрыта. Сам И. В. Курчатов и его ученики Флеров, Петржак и Панасюк были призваны в армию. Все академики Физико – технического института были эвакуированы в глубокий тыл, в Казань, где они продолжили работать над военными заданиями, в которых, как ни странно, не нашлось места для разработки ядерного оружия.

Ни один, из 123 академиков и 182 членов – корреспондентов Академии Наук СССР, не обратился к И. В. Сталину с предложением – срочно возобновить в Советском Союзе работу по созданию атомного оружия, как это сделали Альберт Эйнштейн и Лео Сцилард, направив личные письма к президенту Соединенных Штатов Рузвельту.

Следовательно, можно утверждать, что не только А. Ф. Иоффе, но и другие советские академики, включая самых известных В. И. Вернадского и П. Л. Капицу, а также так называемых физиков – теоретиков Френкеля, Тамма, Ландау не считали реальным делом создание яде рной бомбы в нашей стране, по крайней мере, – в обозримом будущем.

Это было одно из наиболее опасных заблуждений великих ученых. Так, в 1906 г. Дмитрий Иванович Менделеев писал: «…я вовсе не склонен (на основании суровой, но плодотворной дисциплины индуктивных знаний) признавать даже гипотетическую превращаемость элементов друг в друга, и не вижу никакой возможности происхождения аргоновых и радиоактивных веществ из урана или обратно». Время показало, что это не так.

В 1930 г. английский ученый Эрнест Резерфорд, который сделал для ядерной физики больше, чем кто-либо, публично высказался об экспериментах по расщеплению ядра атома: «Расщепление атома, это всего лишь наиболее элегантный эксперимент и элегантность его в том и состоит, что он не имеет никакого практического применения!» Незадолго до смерти ему задали вопрос: «Как вы думаете, когда открытая вами ядерная энергия найдет практическое применение?» Резерфорд коротко ответил: «Никогда!» и, подумав, добавил: «В крайнем случае, лет через 200–300». Это было произнесено за 5 лет до запуска первого ядерного реактора и за 8 лет до взрыва первой атомной бомбы.

Именно поэтому с началом войны все работы в области атомного ядра в нашей стране были прекращены, а ученых, занимающихся этой проблемой, академики направили для решения якобы более важных для фронта задач, в том числе задачи защиты кораблей от мин.

Все это, вместе взятое, привело к одной из крупнейших ошибок, допущенных в нашей стране в самом начале Великой Отечественной войны. К ошибке, которая могла привести к самым катастрофическим последствиям для Советского Союза.

И она бы непременно привела бы к этому, если бы не личное вмешательство И. В. Сталина. Причем, надо подчеркнуть, что это вмешательство было осуществлено с подачи письма тогда еще совсем молодого физика Флёрова Георгия Николаевича (р. 1913, окончившего Ленинградский политехнический институт только в 1938 г.) на имя И. В. Сталина. Понятно, что по научному весу и авторитету Флёров был несопоставим с академиками, например, с тем же А. Ф. Иоффе, тем более – с А. Эйнштейном.