Читать «На пороге Церкви» онлайн - страница 53

Макарий Иеромонах Маркиш

– Зачем в праздники служат по две или даже три литургии в день? По правилам в один день и на одном престоле можно совершить только одну литургию. Как объяснить, почему в одном храме служат две литургии подряд (меняются только священники)? – Две или три литургии служат для того, чтобы как можно больше верующих могли в них участвовать и причаститься Святых Даров. Возможно это лишь в тех храмах, где есть несколько престолов (приделов). В исключительных случаях служат две литургии на одном престоле, но на разных антиминсах – поскольку именно антиминс, покрывало с подписью архиерея и вшитой частицей святых мощей, служит видимым свидетельством права на совершение евхаристии.

– Почему в одной церкви (или соборе) душа радуется, благодать ощущается и светло на сердце, а в некоторые другие церкви заходишь – и она «давит» на тебя, неуютно, беспокойно и хочется выйти поскорее? – Ответ очень простой: почему бы и не выйти? Вас ведь не удивляет, что одни люди нравятся вам больше других… Но христианский жизненный опыт учит нас ладить с людьми, любить их и уважать, и все меньше остается людей, которые нам неприятны. Так же в точности молитвенный и богослужебный опыт, знакомство с церковной эстетикой, иконописью, архитектурой, музыкой, литургикой учат нас любить и ценить каждый храм, куда бы мы ни пришли.

Один Бог, одна любовь

Он и она

Он был высок и строен. Длинный серый плащ и серые замшевые туфли, живой взгляд темно-серых глаз. Квартира, дом за городом. У него были диплом кандидата наук, торгово-посредническая фирма, изрядный пакет акций одной международной компании, банковские счета – сколько, где – неизвестно, да и неважно.

Ее согнули годы, нездоровье и страдание. Она носила платок, ветхую телогрейку, клочья ваты там и здесь, на ногах галоши. В лицо ей никто не смотрел, а кто смотрел – тотчас отворачивался. Недвижимости у нее не было, денег тоже.

Где могли сойтись их пути? Пожалуй, только в церкви. Здесь, у ворот, возле церковной ограды, ее можно было встретить в любое время: она просила подаяние Христовым именем.

Он в церковь ходил редко, и то лишь с недавних пор. Едет мимо, и вдруг словно что-то толкнет его под локоть: завернет в переулок, хлоп дверцей и торопится в храм, словно боится передумать. Зайдет и стоит сзади. Зажжет свечу перед иконой и опять стоит неподвижно. Постоит минуту, оглянется по сторонам, перекрестится неловко и нервно – и прочь: будто забыл, зачем пришел. Или вовсе не знал.

Последний раз, в начале марта – ветер уже властно нес весну, и осколки солнца дробились в лужах, – народу было заметно больше обычного. Когда он вошел, читали Евангелие. Он дождался «Слава Тебе, Господи» и вышел на улицу. Странное чувство волновало его: словно кто-то зовет назад и надо вернуться. Он даже для порядка посмотрел на часы, удостоверился, что время не ждет, и пошел к воротам, машинально повторяя про себя: «Господи, когда Тя видехом алчуща или жаждуща?.. Аминь глаголю вам, понеже сотвористе единому от сих братий Моих…»

Взгляд его встретился с ней и задержался. С усилием ломая сопротивление многолетней привычки, он замедлил шаг, выудил из кармана пятирублевую монету, опустил в темную ладонь и зашагал через лужи, намереваясь обкатать в уме деловой план предстоящей недели, – но мозговой компьютер у него уже переключился на другой режим:

«Пять рублей… не слишком ли густо? Хватило бы и рубля… Наверняка мошенница… Взалкахся, и недасте Мне ясти… Для нее пять рублей – немалая сумма… Почему именно пять?… Тебе-то что пять, что пятьдесят… Все они мошенники… Наг, и не одеясте Мене… А завтра еще двадцать пять попрошаек набежит… Что же это со мной делается, в конце концов!»

Он резко остановился и вернулся назад, почти бегом, стыдясь самого себя и людей, на ходу вытаскивая бумажник. Она снова ответила ему поклоном, знаком креста и «Спаси, Господи».

Затем их пути разошлись и больше уже не сходились. Какие плоды принесла их встреча? Про него нам мало что известно, поскольку в переулке возле машины его окликнул по имени-отчеству невзрачный молодой человек. Он подошел, и тот почему-то сильно ударил его кулаком в живот, а затем, когда он согнулся от невыносимой боли, приложил ему к затылку холодную сталь. Негромкий звук утонул в капели, шорохе талого снега и шелесте шин.

Про нее можно сказать лишь немногим больше. Пятьсот рублей она разменяла назавтра утром у свечного ящика и, купив шесть свечей и просфору, подала тетрадный листок с длинным списком, написанным дрожащим, но неожиданно красивым почерком, за упокой на проскомидию. Когда ей сказали, что имена считать не надо и что деньги берут только за свечи и просфоры, говорят, она обрадовалась. Возможно, впрочем, что ее радость состояла не в том: ведь на ней редко кто задерживал взгляд.