Читать «На пороге Церкви» онлайн - страница 48

Макарий Иеромонах Маркиш

Объясните, пожалуйста

Психология нищего

– Ты что же теперь каждое воскресенье в церковь ходишь?

– Да, в общем-то… и накануне… и другие праздники есть… и по будням стараюсь…

– Вот это да! Со всей семьей? А вы поститесь? Или поститься теперь не нужно? Исповедуешься священнику? А старшего вы в православную школу отдали? Ты и в ангелов, и в бесов веришь, или только в Бога? А с женой вы ругаетесь? Курить ты что, бросил? А вина тебе можно? Библию читаете? А жития святых?

Друзья недаром обстреливали Сергея вопросами. Собравшись вместе впервые за несколько лет, они не узнали своего старого приятеля. Сергей С., как и многие другие, был крещен в детстве благодаря настойчивости «отсталой» бабушки, но пионерские годы его прошли в полной изоляции от Церкви. Позже, в девятом классе, когда душа, словно птенец, ломает тесную скорлупу детства и выходит в жизнь, что-то переменилось: пушкинская строка «Ум ищет Божества, а сердце не находит» засела у него в памяти. Как рассказывал Сергей, его особенно поразило, что поэт, написавший ее, был почти что его сверстником… В те годы в школах еще невозможно было говорить о Боге, но учительница, скорее молчанием, чем словами, дала ему понять, что он подошел к рубежу глубокой и удивительной тайны.

Сергей обзавелся Евангелием и стал время от времени заходить в храм – прислушивался, приглядывался. Прошло несколько лет; он узнал, как устроен круг богослужений, стал различать сюжеты икон, мелодии стихир и ирмосов, научился к месту (а иногда не к месту) уснащать свою речь цитатами из Священного Писания. Окружающим все это очень нравилось. В стране наступило время перемен, и Сергею было приятно, что он «попадает в струю» – но не более того. Учеба, работа, женитьба, ребенок – дел и забот хватало с избытком.

– Ты ведь давно религией интересовался, еще со школы, помнится. Но всегда был как все, свой парень…

– Я и сейчас не чужой.

– Не обижайся, не в том дело. Мы сколько лет с тобой друзья? Странно смотреть на тебя: с виду ты как и был, а на самом деле что-то с тобой случилось. Событие, что ли, какое-нибудь редкостное? Или, может, чудо?

– Вся наша жизнь – чудо… – протянул Сергей, не замечая усмешки собеседника, – а событие, пожалуй что, и было, только не редкостное, а самое обычное: мы поспорили с Лилей о «психологии нищего». Помните Лилю?

– Еще бы… На первой парте сидела… Где она, кстати, кто-нибудь знает? Что-то ее не видно – не слышно…

– Были мы как-то у них в гостях: сидим, разговариваем о том о сем, все больше о делах. Ее муж как раз стал серьезные деньги зарабатывать: купили, как водится, новую квартиру, мебель, всякую всячину… Да я и сам тогда на новую работу перешел, на жизнь хватало. Но тут я что-то сказал про магазин у нас на углу, где продукты попроще и подешевле, и Лиле это ужасно не понравилось. Она через весь стол на меня посмотрела так, будто я ее обхамил, и говорит: «Это что еще такое? По-моему, ты можешь себе позволить покупать продукты в дорогом магазине». Я удивился и говорю: «А зачем?» Тут ее прямо затрясло: «Стыдно, Сергей. У тебя психология нищего!»

Я, помнится, растерялся тогда. Никогда особо об этом не задумывался, а тут такой напор… Может быть, я неправ? Может, и впрямь есть чего стыдиться? Может, надо смотреть на вещи по-другому? И жить по-другому? Я хотел ей сказать, что нет у меня психологии нищего, что я такой же, как все, и в магазин за продуктами хожу просто так, куда придется, открыл было рот, запнулся и сказал почти бессознательно: «Блаженны нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное».

Как она смеялась! И про Царствие Небесное кое-что добавила, чего я повторять не стану. Но зато обиды не осталось и следа. Расстались мы в тот вечер друзьями, как всегда, и она обещала: «Обязательно с тобой еще поговорим про нищих духом и все такое прочее. Я тебе все-все объясню, вот увидишь!» И мне, признаться, самому не терпелось узнать, что она мне такое скажет.

– Ну и что же она тебе сказала?

– Она ничего не сказала. Она умерла.

– Да ты что?..

– А вы разве не знали? Рак. Всего за четыре месяца. Тогда, в крематории, я в первый раз сознательно осенил себя крестом – не для вида, не вслед за другими, а от страшной ясности ее последнего безмолвного аргумента в нашем споре… Она весело смеялась над Небесным Царством, – и что же предлагала она взамен? То немногое, что от нее осталось, лежало передо мной в открытом гробу. «Что убо чаю и на что надеюсь?» Если в моей психологии было хоть крохотное зернышко евангельского духа, то настало время растить из него дерево новой жизни – простите меня за такие возвышенные слова.

Все молчали под впечатлением печальной новости. Собеседник Сергея счел нужным продолжить дискуссию:

– Конечно, очень грустно… Я понимаю, что ее скоропостижная кончина толкнула тебя в религию. Но ведь это и есть необычайное событие: молодые здоровые женщины не часто умирают.

– Не буду спорить. Обычных смертей, наверное, не бывает: любая смерть уникальна, как и любая жизнь. Но с другой-то стороны, – и Сергей обвел внимательным взглядом всех сидевших с нами за столом, – есть ли у нас в жизни что-нибудь более естественное, неизбежное и непоправимое, чем смерть?

Снова молчание. Слышно было, как дрожат, соприкасаясь, две хрустальные рюмки. Чей-то голос затянул «Во блаженном успении…» и тотчас осекся.