Читать ««Крушение кумиров», или Одоление соблазнов» онлайн - страница 462

Владимир Карлович Кантор

722

Федотов Г. П. Об антихристовом добре // Федотов Г. П. Собрание сочинений. В 12 т. Т. 2. С. 17.

723

Шестов Л. Умозрение и апокалипсис. С. 383.

724

Мережковский Д. С. Больная Россия. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1991. С. 101.

725

Там же. С. 43.

726

Соловьев В. С. Три разговора. С. 90–91. Курсив мой. — В. К.

727

Гиппиус З. Н. Петербургский дневник. М.: Сов. писатель, 1991. С. 29.

728

Федотов Г. П. На поле Куликовом // Федотов Г. П. Судьба и грехи России. В 2 т. СПб.: София, 1991. Т. 1. С. 122.

729

«Я лучшей доли не искал»… (Судьба Александра Блока в письмах, дневниках и воспоминаниях). М.: Правда, 1988. С. 453.

730

Я лучшей доли не искал… С. 469. Европу бранили и бывшие друзья Блока, но по совсем иной причине, по той причине, что она не приходит на помощь европейской России, которую раздавила Россия стихийная, азиатская, а потому предрекали Западной Европе, предавшей русских европейских братьев, собственные катастрофы и катаклизмы, что и исполнилось в немецком и итальянском фашизме. З. Гиппиус в своем дневнике записывала: «Вот точная формула: если в Европе может, в ХХ веке, существовать страна с таким феноменальным, в истории небывалым, всеобщим рабством и Европа этого не понимает или это принимает — Европа должна провалиться. И туда ей и дорога» (Гиппиус З. Н. Петербургский дневник. С. 108).

731

Я лучшей доли не искал… С. 474. Курсив Блока. — В. К. Приведем убедительный анализ отрывка так и ненаписанной пьесы Блока, данный Б. Зайцевым: «И один отрывок — величайшей важности для понимания Блока. Набросок пьесы из жизни Христа («Русский соврем.»). Может быть, Блок сам почувствовал, что нехорошо говорить об Иисусе: “ни женщина, ни мужчина”, о св. Петре “дурак Симон с отвислой губой”, или “все в нем (Иисусе) значительное от народа”, “апостолы крали для него колосья” — все-таки он написал. Это, скажем, не литература. Но… что же, и не Блок? Увы, именно Блок, и помечено: 1918 г. Блок эпохи “Двенадцати”. Вот еще новый поворот, новый свет на загадочную поэму. Вот в каком настроении она создавалась. Что же, “настоящий” Христос вел “Двенадцать” или блоковский, “ни женщина, ни мужчина”, у которого “все значительное от народа”? Я говорил уже, что настоящий Христос вовсе не сходил в поэму. А теперь видно, какого Христа Блок пристегнул к своему писанью» (Зайцев Б. Далекое. М.: Сов. писатель, 1991. С. 464).