Читать «Антиохийский священник» онлайн - страница 28

— Я пьян? — Раймон выпрямился, очень трезвым, холодным взглядом смерил Пейре — того даже сомнение продрало, пьян ли? — с головы до ног. — Нет, отец, вы не правы, я вовсе не пьян. Я осознаю, что делаю, с ясностью, какую дай Бог всякому. И хочу вас наградить.

Наградить?

Если языки ангелов знаете, но нет в вас любви…

— Проси, — лицо Раймона в темноте кажется резче, чем оно есть, словно высеченное из камня. На щеках — вертикальные темные полосы, глаза острые, как у ночного зверя. А у Пейре глаза слабые, все в них расплывается, плохо видят в сумерках глаза, замученные в скриптории.

— Проси же. Я — тулузский граф, правитель… да, буду правитель Антиохии. Хочешь, сделаю тебя епископом. Патриархом Антиохийским.

«Если вы — патриарх Антиохийский, но нет в вас любви…»

Пейре помотал головой — торопливо, готовый в случае чего даже умолять. Он знал, чего хотел. Непонятно, насколько имел на это право; но так хотел, благой Иисусе…

— Мессен… А не мог бы я…

— Мог бы. Чего ты хочешь?

— Посмотреть на него. На Копье. Взять в руки.

Граф с мгновение — бешеный миг, когда Пейре понял, что он откажет смотрел ему в глаза; потом отвернулся к стене.

Где оно у Раймона? Здесь нет распятия на стене, не успели повесить; пока на стене вместо креста — графский меч. Где оно?

Оно оказалось в изголовье широкой постели. Бесцеремонно откатив в сторону одного из спящих сыновей (тот на миг проснулся, взглянул тревожно отцу в лицо — но, успокоенный кратким приказом — «Спи» — откинулся обратно на кровать) Раймон извлек — завернутое в белое полотно (нет, шелк) — и так, не разворачивая ткани, обеими руками протянул вперед, навстречу протянутым ладоням Пейре.

… И растаяла комната, подергиваясь свечной дымкой. Остался Пейре на голой скале посреди мира, с тем, что было у него в руках.

Он раскрывал покровы ткани бережно, словно не смея обнажить потрясающую тайну смерти; но все же осмелился, и когда пальцы священника, ладонь, только что сотворившая крестное знамение, коснулась старого металла — старого, как кости земли, ведь металл и есть загустевшая земная кровь, — он едва не задохнулся.

Слабой пульсацией Святой Крови копье отозвалось человеческой руке; оно знало, чью кровь пило когда-то, оно кровоточило ею до сих пор, оно само было — рана, потому что Сын человеческий идет, как предписано Ему, но горе тому, кто предает Его на смерть… И копью этому было горе, горе уже тысячу лет, оттого что в вечности своей все касалось оно еще теплого сердца Побратима, и сейчас, быв одновременно здесь — и там, под грозовым небом, на лысой голове Голгофы, оно острой болью отозвалось в смертные руки — не то руки Лонгина, не то — аримафейского фарисея-плакальщика, принимающего тяжесть мертвой надежды, мертвого Возлюбленного в свои объятья…

— Да, — прошептал Пейре слипшимися губами, не слыша собственного голоса — так оглушительны были раскаты грома над Голгофой, и с тихим треском распался надвое, прорвавшись пополам, занавес во Храме. — Да, это то самое Копье.

Он свалился на пол тихо и быстро, так что Раймон даже не успел подхватить его; однако в себя пришел очень просто, стоило только брызнуть в лицо водой.