Читать «Индия: беспредельная мудрость» онлайн - страница 154

Это была особая форма политической борьбы, которую Ганди назвал «упорством в истине», сатьяграха, облек в форму религиозной проповеди и положил в основу своего философского и этического учения. В этом смысле он подошел к индуизму реформаторски, различая в нем два аспекта, «один – исторический индуизм, с его неприкасаемостью, суевериями, поклонением деревьям и камням, жертвоприношением животных и т. д. С другой стороны… индуизм Гиты, упанишад, „Йога-сутры" Патанджали, который представляет собой акмэ ахимсы и единства всего существующего, чистое поклонение одному имманентному, лишенному форм и неуничтожимому богу». Истинным Ганди считал этот последний, «вечный» индуизм, противопоставляя его историческому и сделав отправным пунктом во всех своих теоретических построениях.

Илл. 69. Махатма Ганди

В 1914 г. Ганди вернулся в Индию уже известным политическим деятелем и около года путешествовал по стране, прежде чем принял непосредственное участие в местной политической жизни. Похожий на традиционного индийского подвижника своим обликом, он вел в быту самую непритязательную жизнь и располагал к себе простых людей, с которыми постоянно общался. В следующем году при поддержке богатых людей штата Гуджарат, где он жил, Ганди основал поселение своих последователей, так называемую «обитель сатьяграхи», Сатьяграхашрам, а позже организовывал кампании против колониальных властей. В конце концов, он стал самым влиятельным лидером национально-освободительного движения и оставался им до дня своей трагической гибели в январе 1948 г.: его убил индус-фанатик, связанный с коммуналистской организацией «Хинду Маха Сабха».

Жизнь Ганди – это постоянная борьба, и не только с английскими колонизаторами, но и со всем, что порабощает божественный свет в человеческой душе, и потому самую яростную борьбу он вел с самим собой, своими страстями и желаниями. В политике же он выдвинул тактику массового неподчинения колонизаторам при строгом соблюдении ненасилия – сатьяграхи, апеллируя к религиозным чувствам народа. Это был совершенно правильный ход, потому что именно религия воспринималась в Индии многими как символ былой независимости и самобытности культуры. «Может быть, в любой другой стране он был бы сейчас не на месте, – писал Дж. Неру, – но Индия, видимо, все еще понимает или, по крайней мере, ценит людей пророчески-религиозного склада, говорящих о грехе, спасении и ненасилии… и с ее стороны было вполне естественно сделать этого своего сына, столь похожего и в то же время столь непохожего на нее, кумиром и обожаемым вождем».

Собственно, участие в политической борьбе было для него средством совершенствования и постижения бога, а сама национально-освободительная борьба воспринималась им как религиозное подвижничество, и потому он называл ее дхармаюддха, то есть «праведная борьба»: «В праведной борьбе сам бог составляет план кампании и руководит сражениями. Дхармаюддха может вестись только именем божьим», – писал он. Ганди был убежден, что только религия составляет нравственную основу всей человеческой деятельности, что «человек без религии, как корабль без руля», и что «ни один народ не может двигаться без нее по пути прогресса», и из такого понимания религии как активной всепроникающей силы вытекал вывод о неразрывной связи ее с политикой. «Я не верю, – писал он, – что духовный закон распространяется исключительно на духовную сферу. Напротив, он выражается именно через обычную повседневную практику. Таким образом он воздействует на экономику, на общественную и политическую жизнь».

На завершающей стадии национально-освободительного движения, когда перед Ганди встала задача объединить всех его участников и устранить конфессиональную конфронтацию, он выступил с идеей духовной общности всех религий и их равенства в смысле одинаковой истинности вероучений: «Мое чутье индуса подсказывает мне, – писал он, – что все религии более или менее истинны. Все они порождены одним богом, и все они несовершенны, поскольку дошли до нас через несовершенное человеческое восприятие». Истину он считал единой духовной основой всего мира и братства всего живого и в индуизме, и в исламе, и в буддизме, и в христианстве и верил, что для этого не требуется никаких доказательств. «В божьем здании много помещений, и все они равно святы. Все великие религии мира внушают нам принцип равенства и братства человечества и добродетель терпимости».

Илл. 70. Рамана Махариши