Читать «Индия: беспредельная мудрость» онлайн - страница 142

Маргарита Федоровна Альбедиль

Путешествие в неведомые глубины собственного сознания кажется порой пугающим потому, что обнаруживается его головокружительная объемность, намного превышающая ту, с которой мы привыкли иметь дело в повседневной жизни во время дневного бодрствования, когда наш ум, подобный скачущей обезьяне, ведет непрерывный диалог с самим собой. Мы привыкли к этому состоянию и не замечаем, что находимся в беспрестанной «погоне за рефлексиями своих идей» и ищем каких-нибудь убедительных объяснений происходящему. Словом, обычно мы смотрим на мир со стороны, извне, как бы прилаживая его к собственным мыслям, часто действуя насильственно и упуская что-то существенно важное.

В медитации же этот судорожный диалог останавливается; человек отдается непрерывному потоку образов, рождаемых его сознанием, не пытаясь их удержать, узнать, приладить к себе. Психосоматическим критерием такой остановки является необыкновенная легкость, а иногда и чувство парения. «Мой внутренний мыслительный процесс остановился, и я почувствовал себя во взвешенном состоянии», – писал о своих впечатлениях один из медитирующих.

Однако остановка внутреннего диалога – это еще не медитация, а скорее ее предварение. Неслучайно в современной необычайно богатой и разнообразной литературе по медитации обычно выделяют несколько категорий медитативных состояний. Среди них называют в первую очередь недиффиренцируемую целостность сознания, а также чувство, подобное озарению, или хотя бы убежденность, что существует некая предельная реальность, по сравнению с которой реальность своих собственных ощущений кажется иллюзорной. Медитирующий переживает также трансцендирование пространства и времени; он оказывается как бы вне их привычных рамок; ощущает радость и умиротворенность и испытывает чувство парадоксальности мира, в котором легко нарушаются законы аристотелевой логики. Обычно эти состояния временны и преходящи, но человек, испытавший их и вернувшийся в обычное состояние сознания, испытывает подъем и укрепляется в вере в собственные силы. Таковы лишь основные медитативные состояния в их простейших обозримых формах; в действительности же процесс духовного совершенствования бесконечен. В конечном счете речь идет о пробуждении и расширении сознания и о реализации скрытого в каждом человеке духовного творческого потенциала, о внутреннем прозрении.

Илл. 56. Дж. Кришнамурти

Различаются не только медитативные состояния, но и темы, и предметы медитации, а также позиции адепта. Так, объектами медитации могут быть не только различные эмблемы земли, воды и других стихий, не только различные цвета или изображения божеств и т. п., но и такие отвратительные предметы, как вздутый и посиневший труп, изъеденный червями, скелет и им подобные отталкивающие вещи. Объекты медитации должны соответствовать типам людей или их состояниям, и лучший проводник в этом случае – духовная проницательность учителя. Западный интеллектуал может усмотреть в сказанном множество противоречий, но в действительности противоречивы скорее западные взгляды на этот предмет. Об этом писал еще К.-Г. Юнг в статье «О психологии восточной медитации». Он отмечал, что противоречивость такого рода выражается чаще всего именно в религиозных учениях: «Мы, на Западе, говорим о благотворном влиянии религий, и наша религия – это религия любви к ближнему; в наших устремленных ввысь храмах мы строим высокие алтари. Индийцы же говорят о дхьяне – медитации и сосредоточении, их божество живет внутри всех вещей, и прежде всего – в людях, они отворачиваются от внешнего мира и обращают свой взор внутрь себя. В древних индуистских храмах алтарь выстроен на два-три метра в глубь земли».