Читать «Брат на брата. Окаянный XIII век» онлайн - страница 29
Виктор Федорович Карпенко
Красив и велик град-Новгород. На обоих берегах Волхова раскинулся и Великим мостом соединяется. На левом берегу кремль высится, белокаменной стеной опоясанный, за ней Софийский собор и церковь Борисоглебская вознеслись в синь небесную куполами. Напротив кремля – торг, Ярославово дворище, вечевая площадь, дворы купцов иноземных и церкви, купцами новгородскими возведенные: Иван на Опоках, Богородица на Торгу да Варяжская божница. Далее идут дворы боярские, купеческие.
На правом берегу Волхова, на Словенском холме, также стоят терема боярские, хоромы купеческие, церкви и монастыри, и до самого Волхова, что с левого берега, что с правого тянутся «концы» и улицы: Щитная, Кузнецкая, Гончарная, Плотницкая…
Берега Волхова, в дерево забранные, обросли пристанями, и у этих пристаней по теплу кораблей и лодий стоит множество. Народ же новгородский – все больше ремесленники да купцы – работящий, вольный, но орастый. Чуть что – в вечевой колокол… и ну орать, а кто супротив люда новгородского, того в мешок с камнями и с высокого моста в Волхов.
Сегодня в Новгороде с самого утра сумятица.
Бухнул кто-то в вечевой, и повалил народ на Ярославово дворище, на площадь.
– С чего сполох-то подняли? – на ходу вытирая черные от смолы руки, поинтересовался Лука Меньшой у проходившего мимо скорняка Фрола. Тот, недовольный, что оторвали от дела, сердито бросил:
– Кабы знал, в чем тут дело, не пошел.
– И то верно, – согласился Лука, прибавляя в шаге. – А я надумал бочку смолить. Токмо начал, а тут сполошный загудел.
– Погодь, мужики, – догоняя Фрола с Лукой, выкрикнул Пантелеймон, седобородый, сухонький, припадающий на левую ногу старик. Шел ему восьмой десяток, но был он подвижен, жилист и задирист неимоверно. – Я тож с вами.
– Сидел бы уж дома на печи, пень трухлявый! Не то затолкут в толпе-то. Народу вон сколь прет, – посоветовал Фрол.
– А ты, сосед, за меня не пекись, я и сам кого хочешь затопчу, – воинственно потряс кулаком дед Пантелеймон. – В прошлый раз, когда за князем Святославом посылали, кто народ вразумил, что надоть на стол сажать сына Всеволодова? Я!
– Не ты один…
– Так что с того, что не один. И ныне послужу Новгороду.
– А почто в колокол бьют? – подал голос Лука Меньшой.
Дед Пантелеймон вскинул мохнатую бровь и важно ответил:
– Князя звать нового!
– А как же Святослав?
– Неугоден! В шею его!
Народ, заполняя площадь, многоголосо гомонел. Родичи и знакомцы при встрече обнимались, радостно похлопывая друг друга по спинам и плечам. Вроде бы и в одном городе живут, а за делами видятся нечасто. Тут же случай привел: вече [41] . Несмотря на мартовскую хлябь под ногами и холодный ветер с Волхова, дышалось легко, радостно: весь Великий Новгород на площади, силища-то какая! И каждый пришедший на вече ощущал себя частичкой этой силы.
Но вот появились бояре новгородские, посадник Твердислав, в окружении священников архиепископ Митрофан.
Лука Меньшой, раздвигая плечами толпу, пробирался ближе к каменной степени [42] и все тянул шею, высматривая князя Святослава. Не найдя того, обернулся с вопросом к поспешавшему за ним Фролу: