Читать «Четверо с базарной площади» онлайн - страница 4
Евгений Максимович Татаренко
Хозяин тира, Арсеньич, лысый, с клочками волос серого цвета на висках и за ушами, маленький, говорливый, сам приметил Генку.
Дело в том, что несколько жестяных фигурок для стрельбы из-за дешевизны пользовались успехом только у мальчишек. Посетители базара, как правило подвыпившие, предпочитали стрелять «на выигрыш». Для этого у Арсеньича был вращающийся круг с цифрами от единицы до шестнадцати, которых во время вращения разглядеть нельзя было, а выигрыш или проигрыш зависел от суммы выбитых пятью пулями очков. И была еще у Арсеньича мишень, которую он завешивал оберточной бумагой. Все это была игра на удачу.
Но больше всего привлекала посетителей мишень в виде домика с тремя круглыми белыми окошками. За тридцать рублей Арсеньич выдавал три пульки. И стоило выбить ими все три окошка, чтобы тут же получить настоящие карманные часы, которым цена была не меньше семисот рублей.
Однажды, пристроившись около взрослых с единственным желанием поглядеть на их стрельбу, Генка долго слушал, как пьяный мужик доказывал Арсеньичу, что духовые ружья у него не пристреляны.
Коренастый и необычайно подвижный, Арсеньич метался вдоль стойки.
— Клади полста! Из десяти пуль ни одну не пущу мимо! Промахнусь — твои часы!
— А! — горячился мужик. — Ты-то знаешь, куда мушка сворочена! Пристрелялся небось!
Оскорбленный Арсеньич презрительно оглядел его сверху вниз, насколько это позволял сделать барьер между ними, и вдруг обернулся к Генке.
— Стрелять умеешь, малец?
Генка так растерялся, что даже не ответил. Лизнул пересохшие губы и закивал.
— На! — Арсеньич сунул ему духовое ружье. — Вот три патрона. Гляди — подведешь, к тиру не подпущу больше! — В горячке остатки волос Арсеньича растрепались и торчали в стороны над ушами, как рожки.
Генка непослушными руками взял ружье, зарядил… и выбил тогда все три окошка в домике, который стоил карманных часов.
Пьяный мужик тут же выложил на стол тридцатку и потребовал пули.
Потом он доставал еще несколько тридцаток, но был, видимо, никудышным стрелком, так как часы остались, висеть рядом с ценником на «правила игры».
Генка всей душой презирал этого мужика. Ему бы, Генке, хоть одну тридцатку!
Денег у него не было, зато почти каждый базарный день Арсеньич подзывал его теперь, чтобы разрешить спор относительно винтовок.
— Вот! — кричал Арсеньич. — Пацан бьет, как снайпер! А тебе — винтовка плоха! Скажи лучше — руки кривые!
Три последних раза Генке удавалось выбить всего по два окошка, и это мучило его — вдруг обиделся Арсеньич?..
Возле стойки, как всегда, спорили. А Генка все хлюпал и хлюпал по расквашенной тысячами ног слякоти.
— Губная гармошка! Немецкая! Прямо из усадьбы барона фон Тюрлю! — зазывал какой-то веселый торгаш. — Подштанники белые, французские, всего одну войну ношены!
Пробежал мимо с ведром колодезной воды Кесый. Куда это он в такую пору с водой? Летом еще есть смысл орать: «Десять копеек стакан! Рубль — от пуза!..» А сейчас…
Как ни ждал Генка призывного «эй» — не сразу догадался, что это относится к нему, даже вздрогнул, когда услышал: