Читать «Четверо с базарной площади» онлайн - страница 26

Евгений Максимович Татаренко

Фат передал. За это Кесый вручил ему немного спустя десять рублей.

Фат подумал, что все равно уж «сорвался теперь», и решил больше не ходить в женский монастырь… Но два дня тискал деньги в кармане и сначала радовался, а потом — уже не очень… Хотел отдать матери — спросит: откуда? Пятерку истратил на морс, остальные отдал нищему.

— Отдал… а все-таки жалко было, — сознался Фат.

Еще дня через два Кесый предложил ему стащить коробку мармелада из ларька за коровьим рынком. Фат отказался.

— В общем, грозился Кесый… Да не на того напал. — Фат сдвинул брови. — Мне лично плевать на это…

— Да ты б в милицию его, — порекомендовал Слива.

— В милицию, в милицию! — обозлился Фат. — Что она может, милиция? Если б делали дело — не убили бы полковника. Лично я им не верю.

Генка поднял руку.

— Не будем спорить. Если Кесый тронет тебя — ему не жить. Это я клянусь.

Слива кивнул в знак согласия.

Исповедь Фата была принята к сведению, и тайна не должна была отныне тяготить его.

— Теперь ты свою тайну, — сказал Слива Генке.

Генка замешкался.

— У меня… другое совсем… Как бы это… Короче, влюбился я — вот и все.

Фат поглядел на него с изумлением, Слива — с восторгом и глубокомысленно.

— В кого? — спросил Слива.

— В двух, — ответил Генка (пропадать так пропадать!). — В Тоську и в Лийку.

— Это дело надо решить! — заявил Слива.

— Как — решить? — переспросил Генка, мало-помалу обретая равновесие, оттого что самое трудное уже сказано.

— А так, — ответил Слива, — как эти дела всегда решаются: объясниться надо или письмо написать. Письмо гораздо проще — сидишь себе и пишешь за глаза: так, мол, и так… — Слива, не долго думая, достал свой карандаш и блокнот, слегка замызганный в кармане.

— Постой-постой… — сказал Генка.

— А чего стоять? Нам надо выручать друг друга.

— Вдруг засмеют на всю школу? Тогда что? — спросил Генка, которому в принципе идея нравилась, но вызывали сомнение детали.

— Кто засмеет? — удивился Слива. — Да ты и подписываться не будешь. Главное — объясниться. Давай… Кому первому? Хотя — все равно. Пишу: «Я тебя люблю…»

— Надо же имя сначала, — вмешался Фат, которому дорога была логика действия.

— Имя мы потом подставим. Значит: «Я тебя люблю и хочу дружить…» Нет, стоп! — спохватился Слива. — Давайте сначала стихи придумаем какие-нибудь. Как у Пушкина. Так всегда делают.

И, полностью отстранив Генку от участия в создании любовных записок, Слива сочинил:

Мне образ твой снится и ночью и днем, Глаза твои, кудри густые, И очи, что светят глубоким огнем, И нежный твой голос, и речи простые.

Против речей Генка решительно возразил. А Фат обнаружил повтор, доказал, что у одного человека не могут быть сразу глаза и очи… Стихотворение забраковали.

Записки получились короткими, деловыми.

«Тося, я тебя люблю и хочу с тобой дружить. Если ты не против, то, когда будешь выходить из школы, держи портфель в левой руке».

Во втором послании вместо «Тося» Генка написал «Лия» — менять хорошо продуманный текст не имело смысла.

Слива взялся при удобном случае сунуть записки в карманы пальто девчонок: прием этот был испытанным — главное, чтобы тетя Сима ушла куда-нибудь из раздевалки.