Читать «Любимые дети» онлайн - страница 5

Руслан Хадзыбатырович Тотров

Гудок не унимается, и отец, махнув рукой, все же начинает говорить. Мальчишка не слышит толком, о чем речь, но улавливает имена, произносимые отцом: Чермен, Алан, Таймураз. И снова: Чермен, Чермен. Потом: Алан, Таймураз. Мальчишка вдруг чувствует, что весь переполнен радостью, и он не понимает ее истоков, но знает, что это будет всегда: теплый ствол вишни, мать, стоящая на веранде, отблеск зари на лице отца, и эти имена, как стены крепостной башни, и он слышит слово:

ДОМ.

Ах, вертикально восстающая прямая! Отец хотел, чтобы основанием ее стал фундамент нашего деревенского дома, хотел совместить во времени несколько поколений, жить, как в старину, одной большой семьей. Дети-внуки-правнуки… Радость возрождения. Не сухостойный кол гипотезы, а пышное генеалогическое древо. (Думаю, отец укрепился в этой мысли на войне. Что еще может противопоставить ЕЙ крестьянин, сидящий в окопе?) Древо жизни как долговременное оборонительное сооружение.

(Корни и могучий ствол мы получили как бы в подарок от судьбы, Чермен, Таймураз и я, но о ветвях, о нежной зелени побегов нам предстояло позаботиться самим.)

Первое слово по старшинству принадлежало Чермену, и, когда пришло ему время жениться, он, верный идее Большого Дома, засучил рукава и начал строить. Он вырыл котлован и заложил фундамент — это было весной, а осенью к торцевой стене отчего дома, к саманной кладке, окаменевшей от прожитого, уже лепилась яркая, щеголеватая кирпичная пристройка. И, словно защищая от нее свое прошлое, кто-то произнес первым, размежевал — старый дом и дом новый. И хоть впоследствии оба строения были оштукатурены заодно, побелены, накрыты одной крышей, соединены общей верандой и граница между ними исчезла, старый дом продолжал зваться старым, а новый — новым.

Если считать, что развитие происходит по спирали, то Черменова кирпичная пристройка тоже станет  с т а р ы м  домом, когда саманные стены, сложенные отцом, осядут под тяжестью лет, и кто-то молодой обрушит их и прилепит к побуревшему кирпичному торцу светлое, веселое строение. Впрочем, может получиться и так, что идиллический наш домик снесут весь разом, и на его месте вырастет супернебоскреб, в котором каждое поколение будет надстраивать свой этаж, и дом будет уходить все дальше и дальше в небо, и дети, чтобы поиграть на травке, будут спускаться вниз на совершенно безопасных парашютиках, голубеньких и розовых.

Праправнуки, являющиеся с небес на голубых и розовеньких парашютиках.

Они спускаются, крича и постреливая друг в друга из игрушечных лазеров, а Чермен кладет кирпич за кирпичом, возводит стену, строит  н о в ы й  дом. И каждый удар мастерка как бы предвосхищает другие звуки, будущие. И вот они возникают — свадебная песня и ружейная пальба, — и проявляются, словно в фотографическом растворе, широко распахнутые ворота и лица поющих во дворе, синеватые дымки над ружейными стволами и белое платье невесты, серебряный с чернью поясок, серебряные застежки. Невеста идет через двор, и в глазах ее, в сиянии, рвущемся из-под опущенных век, великое торжество женского начала и великое смущение, и я стою, оглушенный стрельбой и пением, и мне почему-то неловко смотреть на нее. Я отвожу взгляд, но все-таки вижу: старухи, воскрешая давний обычай, протягивают ей младенца, и она принимает его, как бы присягая в своей готовности стать матерью, и с младенцем на руках медленно поднимается по ступенькам на веранду, входит в дом.