Читать «Такая долгая полярная ночь.» онлайн - страница 44

Колымское лето 1941 года было жаркое, прохлада шахты, как мне казалось, освежала, несмотря на тяжелую работу. Начальником нашей шахты была назначена молодая женщина, горный инженер, Елена Игнатьевна Норд. Мне думается, что ее, выпускницу горного института, «распределили» на такую работу. Главное, что особенно хочу отметить, мы заключенные, с особой бережливостью отнеслись к этой скорее всего девушке и всячески старались помочь ей и обезопасить ее пребывание в шахте. Мы не могли обращаться к ней со словами «гражданин начальник», абсурдно было бы и «гражданка начальник». Мы звали ее по ее имени и отчеству: Елена Игнатьевна. Она смело в сопровождении заключенного бригадира или заключенного горного мастера лазила по выработкам в шахте, по гезенкам, давала указания. Если учесть, что охрана с оружием не имела права зайти даже в штольню, то безопасность Елены Игнатьевны обеспечивалась только самими заключенными. Для нас она была тем милым и добрым, что покинуто нами, возможно, навсегда и что сейчас именно было так для нас, узников, дорого. Работу в шахте нарушил крик «Танояна завалило!» Николай Таноян, мой товарищ по этапу, с ним я делил этапную пайку, горняк из Ткварчели. Я бросился к гезенку, который вел к выработке второго яруса шахты. И вот я, стоя на коленях около лежащего навзничь Николая, вглядываюсь в его лицо. В затылок мне кто-то порывисто дышит. По запаху одеколона или духов понимаю, что это она, Норд. Лицо Николая еще не выражает того, что называется маской смерти. Живые карие глаза широко открыты и как бы выражают удивление. Но я понимаю, что это уже смерть — из ушей течет кровь. Я обеими руками поворачиваю его голову, наклоняя то в правую, то в левую сторону и слышу, как булькает кровь, которая вытекает из ушей и носа. Слышу: «Он живой? Живой!» Это голос Елены Игнатьевны. С трудом отвечаю: «Елена Игнатьевна, он мертв». Она не верит и взволнованно просит: «Приведите его в чувство». Мне очень тяжело видеть смерть человека, с которым недавно говорил, с которым когда-то на палубе, где сидели этапники, делил пайку. «Елена Игнатьевна, я отдал бы свою левую руку, чтобы он был жив, но он умер», — говорю я. Подоспел гормастер и рабочие. Осторожно вынесли Танояна из шахты и в домике-конторе положили на деревянный топчан. Я и Норд все время находились около него. Появился главный инженер Бочарошвили. Норд умоляет меня делать искусственное дыхание, увы, мертвому. Она плачет, а я, чтобы успокоить ее, делаю искусственное дыхание. Бочарошвили, осведомившись о моей фамилии, говорит: «Толмачев, не мучайте мертвого, этим его не сделаете живым». Потом он спрашивает меня, разбираюсь ли я в медицине. Я отвечаю, что обладаю познаниями в медицине. Бочарошвили задает мне вопрос, отчего произошла смерть Танояна. Я отвечаю, что рухнувший на бурильщика закол ударил его по голове, и смерть наступила мгновенно от перелома основания черепа. Он не понимает, и тогда я поясняю примером: если ударить по перевернутому глиняному горшку, по его дну, то обломаются его края. Главный инженер понимает. Норд все плачет. Я понимаю ее. У нее, вчерашней студентки горного института это первая смерть в шахте. Позднее Норд сказала мне, что мой диагноз смерти Танояна подтвержден. Она назначила меня экспедитором этой шахты, и я стал со склада в долине, точнее в распадке между сопок и тайгой, носить и возить в вагонетке бремсберга в шахту электролампы, бурильные молотки и т.п.