Читать «Я сам себе дружина!» онлайн - страница 99

Лев Прозоров

Младшенького только жаль…

– Бросить?! – рычит Зычко. – Не ты ли убил Живко, сучье отродье?

– Брасай, э!

– Ну держи!!

Не кузнеца учить силе и точности ударов. Обожжённый кол мелькает в воздухе почти незаметно для глаз – пока не врезается прямо в раззявленную пасть под полосками тоненьких, словно углём прочерченных, чёрных усов. Всадника выдёргивает из седла.

– Ме-чеее-слаааав! Ме-че-слааааавууушкаааа! – рвётся над горящими крышами родной голос. Дарён, принимавший последний бой не у родного порога – у кузни, где заночевал, рвётся вперёд, его обгоняет тесть, выхватывающий из-за спины рабочую секиру.

И кочевники, словно волки возле охромевшего лося кружившие вокруг них, бросают верёвки и хватаются за луки.

Зычко лежал у плетня, криво, горбато. Из могучей спины кузнеца торчали три железных клюва. Крепко спешила степная сарынь – так-то они стрел стараются не оставлять. А может, перепугалась здорово – крови рядом с кузнецом, будто ведром плескали. И навряд ли вся его.

В двух шагах лежал навзничь Поярок – с удивительно спокойным лицом, будто, притомившись махать ковадлом, парень просто прилёг и задремал.

В избе, поскрипывая, качались под ветерком из раскрытой двери половинки разваленной сабельным ударом колыбельки. Отблеск пожара поблескивал в распахнутых глазах Лисы, бывшей вдовы Лунихи, ненадолго пережившей второго мужа. Весёлая тётка смотрела сквозь Мечеслава строго и требовательно – так казалось. Прижимала к развороченному боку не выпустившие хлебной лопаты руки. Деревянная ладонь лопаты обуглилась – видать, Лиса зачерпнула из печи полную лопату раскалённых углей да и приветила первую же сунувшуюся в избу харю.

Ну вот, сказал беззвучно кто-то над плечом. Ты учил их – для чего? Для того, чтобы обозлившиеся налётчики перерезали всех, кто не годился в добычу, и даже тех, кого б по-другому тоже б поволокли в полон? Будь они понеуклюжее, побоязливее – они остались бы живы.

Они не остались бы живы, так же, без слов, ответил беззвучному голосу Мечеслав. Они оказались бы в хазарском плену – а это похуже смерти. И когани, судя по тому, что он увидел в селе, тоже поубыло.

Во дворе вдруг залаял Руда. Мечеслав выскочил, держа меч наготове.

У стены дома кузнеца сидел Дарён. Пять пернатых хвостов глубоко ушли в его тело. Степняки приняли молодого мужика за покойника – но он был ещё жив. Увидел Мечеслава. Ощерился.

Сын вождя, подбежав, упал на одно колено перед сыном старейшины. Положил руку на плечо.

– Дарён! Слышишь меня? Кто это был, Дарён? Куда ушли? Из Казари или нет? Ты слышишь меня?!

Дарён вдруг заговорил – негромко, со страшным клокочущим хрипом.

– Она тебя звала. Тебя. Не меня. Не батю своего. Тебя. Слышишь? Тебя… – Сын старейшины Худыки поднял руку и крепко вцепился в запястье Мечеслава. – Только… тебя… звала… Я… слышал…

– Куда они ушли, Дарён? – спрашивал Мечеслав, чувствуя, как страшной хваткой стискиваются на руке пальцы сына старейшины. – В какую сторону?