Читать «Я сам себе дружина!» онлайн - страница 130
Лев Прозоров
– Дай мне время подумать, – произнёс он, не поднимая глаз, чтобы не встречаться взглядом с двумя кострами на лице странного русина.
– Хорошо, – сказал русин, и в голосе его сыну вождя Ижеслава почувствовался отголосок разочарования. – Думай, сын вождя. Но не затягивай с думами. Сегодня мы пойдём обратно.
Мечеслав отошёл в сторону, усевшись на какой-то мешок, позабытый купцами.
– Ну что, Вольгость, теперь твой черёд, – с дружинником вместо вождя заговорил одноглазый «дядька».
Ночной знакомец Мечеслава выступил вперёд, понурив голову в волчьей прилбице.
– Тебя послали – снять часовых и взять языка. Так? – «Дядька» говорил без крика, но холодно, твердо, с нажимом, будто ножом резал.
– Так, – едва слышно ответил Вольгость.
– Ты не сумел, – с огромным отвращением в голосе процедил «дядька», – даже найти часовых. Вместо этого устроил шумную драку, спугнул татей. Мы взяли не всех. Две барки ушли, а на них – рабыни. Чья это вина?
Вольгость подавленно молчал, белый, как яичная скорлупа.
– Восемь наших воинов полегли в битве. Восемь русинов. Можешь ты сказать – «я не повинен в этом»? Вот сейчас, поднять голову, поглядеть мне в лицо и сказать? Можешь?
– Нет…
Это был не голос. Это был сухой хруст, с которым отдирают от раны присохшие, побуревшие от крови повязки.
– Восемь плетей, – тише прежнего произнёс «дядька». – По плети – за каждого из погибших. И в отроки на месяц.
Вольгость вскинул на одноглазого лицо, мотнул головою, даже отступил на шаг.
– Не хочешь? – Задралась горбом седая бровь над единственным глазом. – Так мы ведь никого не держим. Если ты не хочешь отвечать за себя – можешь идти на все четыре стороны.
Рука седоусого, уже сжимавшая рукоять с косой из кожаных ремешков, очертила взмахом широкий полукруг.
Вольгость постоял, закусив губу, потом вдруг всхлипнул, сорвал с себя плащ, расстегнул и снял перевязь и пояс с оружием, и начал сдирать кольчугу. Подошедшего помочь русин оттолкнул, что-то невнятно рыкнув из путаницы железных колец. Выпутался, уложил железную рубаху поверх плаща, на неё скинул чугу-стёганку и, наконец, белую вышитую по подолу, запястьям и груди рубаху. «Дядька», уже стоявший у коновязи, приглашающе кивнул Вольгостю на неё. Молодой русин подошёл к коновязи и опёрся на неё руками, подставив небу и ветерку голую спину.
Вождь наблюдал всё это без особого удовольствия, даже с печалью в глазах, но и не вмешиваясь. Наверное, по обычаям руси одноглазый был в своём праве.
Плеть рассекла вешний воздух и хлестнула через худую спину Вольгостя. На месте удара сразу вспух, чернея, а кое-где и пуская красные струйки, след ременной косы. С плетью одноглазый «дядька» явно не шутил. Лицо Вольгостя дёрнулось и окаменело.
Второй удар. Белеют пальцы, впившиеся в резной брус коновязи.
Третий. Из угла рта Вольгостя вдруг показалась вишнёвая капля. Губу прокусил, понял Мечеслав. Думать о чём-то ином сейчас у него не получалось.
Четвёртый. Мечеслав увидел, как от белых пальцев побежала по резному брусу тонкая трещина.
А потом он увидел единственный глаз седоусого прямо перед собой и с изумлением понял, что это он вскочил и вклинился между Вольгостем и плетью «дядьки».