Читать «Странник. Путевая проза» онлайн - страница 59

Александр Генис

— Да, — сказал я девице, — у вас был умный прадед.

— Почему — был? — удивилась она. — Есть, ему — 98. У нас пять поколений живут под одной крышей.

Чу-чу

Я тоже не знал, где живут зимой белоголовые орлы. А когда узнал, то с трудом поверил, ибо они коротают зиму не во Флориде, как все, кто может себе позволить, а неподалеку от Нью-Йорка, на островке Иона, отделяющем один рукав Гудзона от другого. В годы войны там была оружейная фабрика, арсенал, депо, железнодорожный мост, казармы. Потом армия ушла и вернулась природа. Кирпичи обветрились, крыши проломились, железо стало ржавым, окна — пустыми, и все поросло местной породой невкусного, но чрезвычайно жизнелюбивого винограда. Больше всего Иона похожа на Зону из «Сталкера». Тут даже страшно. Но именно такое, странное на мой — но не орлиный — взгляд место облюбовали царственные птицы, слетевшие с американского герба на невзрачные руины. Прямо как у Пушкина:

Зачем от гор и мимо башен Летит орел, тяжел и страшен, На чахлый пень? Спроси его…

Примерно это мы с женой и собирались сделать, когда студеным днем, вооруженные дешевыми биноклями, пробирались по шпалам на остров.

Вот тут-то, рассыпавшись вдоль железнодорожного полотна, они и стояли. Тепло одетые одинокие мужчины с взглядом одержимых готовились к съемке. Вместо нашей юннатской оптики у них были фотопушки, ценой и калибром не уступающие настоящим. Самый важный приник к видоискателю камеры размером с Большую Берту. С ее помощью можно было бы узнать, есть ли жизнь на Марсе, и снять ее, но, судя по наклону объектива, фотографа интересовало другое.

— Орел? — спросили мы.

— Какое?! — махнул он рукой, но приосанился. — Разве что в молодости.

— А что же тогда снимаете?

— Как все, сейчас увидите.

Но сперва мы услышали. Из-за скрытого холмом поворота раздался быстро приближающийся звук: сперва — град, потом — прибой, затем — камнепад, наконец — какофония. Когда мы перестали себя слышать, раздался свирепый свисток и к нам на поляну ворвался локомотив. Сотня камер вспыхнула разом, успев снять сияющего машиниста, рискованно высунувшегося из окна.

— Джимми, — проорал нам в ухо человек с пушкой, — он лучше всех получается.

Ненаселенные вагоны вызвали чуть меньше энтузиазма. Скучные коричневые контейнеры, и на каждом написано «CHINA EXPORT». Неразличимые, как горошины в бесконечном стручке, они мчались по рельсам, везя Америке все необходимое и еще больше лишнего. 50, 60, 70 вагонов летели на нас, как бомбы изобилия.

Только сфотографировав красные огоньки исчезнувшего хвоста, любители оторвались от аппаратов, и я смог познакомиться со странным племенем американских железнодорожных фанатиков. Зная каждый в лицо и по номеру, они называли поезда по-детски — звукоподражательным «чу-чу» и любили их с той подростковой страстью, которой мир награждал самолеты на заре авиации. Только наоборот: вектор их архаического чувства ведет из будущего в прошлое, в эпоху, когда инженер был героем, Жюль Верн — кумиром, железная дорога — приключением.