Читать «Счастье, несчастье...» онлайн - страница 13
Ольга Георгиевна Чайковская
Все еще метет по земле поломанными крыльями, все еще надеется защитить.
Такой перебор в родительской любви — явление нередкое (и, как мы видим, пагубное), но все же и природа, и общество в основном распорядились правильно, укрепляя родительскую любовь и тем самым цементируя семью, которая должна быть оплотом и опорой для каждого ее члена. Чтобы и взрослые, и дети тут отдыхали, набирались сил (если позволят мне столь возвышенный образ: как Антей от соприкосновения с землей).
И в связи с этим перед нами встает еще одна важная проблема — авторитета взрослых.
Единство авторитета взрослых — это, казалось бы, аксиома педагогики. Кто из нас не возмущался неразумностью и бестактностью родителей, которые взаимоотменяют распоряжения, данные ребенку, или, что еще хуже, не поддерживают авторитета учительницы. Идея единства авторитета взрослых, семьи и школы действительно стала аксиомой школьной и семейной педагогики. В самом деле, что может быть вреднее и нелепее, если отец говорит ребенку одно, а мать другое, учитель требует одного, а родители учат противоположному. Конечно — единство! Но это простое решение, примененное к жизни, оказывается слишком уж простым. Бывает, родитель в раздражении или гневе делает замечание или распоряжение столь нелепое, что другой потупляет глаза. В соответствии с непреложным требованием педагогики молча потупляет или, принудив себя, даже подтверждает нелепость. Только потом, наедине, один родитель скажет другому, что тот был неправ — потом и наедине.
Но распоряжение, сделанное в гневе, часто бывает несправедливым и, как правило, вызывает ответное раздражение, ребенок в оппозиции, в обороне, настороже, он тотчас почувствует несправедливость одного и притворство другого. Для него станет ясен заговор взрослых, которые всегда за его спиной договорятся друг с другом. Но ведь в сущности так оно и есть — вечный (и далеко не всегда справедливый) заговор взрослых против ребенка.
В первом классе, как было положено по новой программе, дети получали зачатки алгебры, введено было понятие неизвестного, обозначаемого иксом. Маленькая Аннушка решала дома задачку о вагонах, груженных по-разному. И задачка у нее благополучно решилась следующим образом: икс равнялся двадцати, двадцати пяти и сорока.
— Но этого не может быть,— сказал отец,— одно и то же число не может быть одновременно двадцатью, двадцатью пятью и сорока.
— Нет, может,—с важностью отвечала девочка,— нам учительница сказала: все, что в задачке неизвестно, обозначается иксом. Ведь нам неизвестно, сколько груза в трех вагонах, значит, у нас три икса.
— Не может быть, чтобы учительница так вам объяснила,— сказал отец и показал, как надо решать задачу.
Вернулась Аннушка из школы вся в злых слезах.
— Вот оно, твое решение! — крикнула она, бросив на стол тетрадь, где, черкая и перечеркивая, резвились красные чернила и стояла крупная двойка. Девочка была потрясена, она была старательна, и двоек до сих пор ей получать не приходилось.
было делать отцу? Не мог же он признать верным то, что противоречит законам математики и элементарному здравому смыслу. Но авторитет учительницы! Был первый год введения новой программы, учительница первой ступени, по-видимому, успела забыть алгебру до самых ее основ. Как быть? Решили со всевозможной осторожностью и деликатностью поговорить с ней. Но разговора не получилось, учительница, которая тоже заботилась о своем авторитете, ошибки признавать не хотела и гордо попросила отца не вмешиваться в учебный процесс. Государство поручило ей обучать детей, и она не позволит... Ребят с тех пор она, разумеется, учила правильно (и с иксами разобралась), но Аннушку, с которой у нее были связаны неприятные воспоминания, сильно невзлюбила.