Читать «Аполлоша» онлайн - страница 7

Указал на кресло, сам, напряженно опираясь на подлокотник такого же, опустился напротив.

– Имя – отчество ваше?

– Игнатий Васильевич.

Старик трудно ворочал языком, даже эти сдавленные дрожащие звуки давались его горлу с натугой… Оболонский понял, что тот сильно болен. Угадал.

– Говорить долго не могу, отдыхать буду. Рак все съел. Даже голос, и тот… Недельки две осталось. Я подслушал врача и жену, знаю… Думаешь, мне сколько? Пятидесяти пяти нет. Вон как он меня в кощея – то превратил. Только не бессмертного, к сожалению. Ладно, слушай… Сына твоего Пущин убил, Владимир Дмитриевич. Когда еще вице-губернатором был Ушунского края. Теперь-то он сам знаешь кто … В Москву вызвали, в Кремль. Дали понять, что к себе возьмут. Я с ним приехал. Водитель я его был тринадцать лет, еще с райкома. С собой меня таскал. Никому не доверял себя возить. На машине представительства поехали в кабак с его московскими друзьями. Напился он от радости. Назад когда в ночь возвращались, кураж его одолел. Согнал меня с руля на пассажирское, сам за баранку. И попер куда глаза глядели. А куда они глядели-то? Залиты были. Я умолял, увещевал, без толку. Хохотал как сумасшедший и жал. На набережной пусто было, человека шибанул бампером, сам все понял и без остановки по газам. Погоди, отдышусь…

Дугин потянулся к стакану с водой на прикроватной тумбочке, глотнул словно непрожеванного мяса кусок, опустил голову и хрипло, часто и жадно задышал как после долгого быстрого бега. Продолжил:

– Когда подальше отъехали, повиляли по центру-то, остановились, он уже почти трезвый был. Пообещал за молчание квартиру в Москве, денег в долларах, защиту, если что, ну и так далее. Я сказал, что мне ничего не надо, молчать буду, но если дознаются, смертоубийство на себя не возьму. На том и сошлись. Кровь с бампера я в подворотне смыл, видно лицо или голову задело, когда падал он. Сам-то бампер как новенький, усиленный был на «мерседесе». На следующий день в городских новостях сказали, в «Московском комсомольце» заметка. Ну, я и узнал, кого Пущин убил. Он тоже узнал. А потом мы улетели в Ушуйск. И все шито-крыто. А потом известно: в Москву забрали, в администрацию. Он меня с собой. Обещания свои выполнил. Мы с женой бездетные и теща получили двушку эту. И денег он мне дал, двадцать тысяч зеленых. Но год назад, когда совсем высоко взлетел, обязали с другим водителем ездить, из ФСО, и охрану оттуда же дали. Меня хорошо пристроил в гараж Минфина, да только – вот…

Дугин вдруг зашелся кашлем, иссохшее тело его, казалось, вот-вот рассыплется, как потревоженные древние мощи. Игнат подал стакан, но понял, что тот не удержит, сам поднес к трясущимся губам. Дугин изловчился сделать глоток, и еще минут пять кашлял, жадно вбирая в остатки легких спертый, перегретый воздух спальни.

– Он не знает про болезнь. Не звонит, забыл. Не до меня. И я не звоню. А как про две недели услышал, решил найти тебя и рассказать. Знаешь, почему? Мне страшно стало умирать с этим, понял? Я никогда в бога не верил. А тут подумал, а вдруг он есть. Вдруг и ад есть. Мне с таким грехом как раз туда. А я ведь честно жил, работал, людей не обижал. Надо, подумал, этот грех с души снять. Хотя и другой на душу беру взамен: слово дал, благодарность принял. Но тот страшнее намного, я так рассудил. Он у мальчишки жизнь отнял, а я сообщник. А еще знаешь, почему тебе рассказал? Потому что сделать ты все равно ничего не сможешь. И, надеюсь, не станешь. Недоказуемо, единственный свидетель помер. И кто он, и кто ты? Небось, в отставке уже, клубнику поливаешь. Мой тебе совет: и не вздумай даже искать справедливость или там к совести его призывать. Тем более скандал поднимать. Он крутой, могучий. Раздавит в лепеху. Так что живи, Игнатий Васильевич, сколько отпущено и просто знай, когда до смерти своей ты должен ненавидеть и проклинать. А меня прости, если можешь…