Читать «Год беспощадного солнца» онлайн - страница 63

Ладочников молчал четыре дня. Позвонил на пятый – в два ночи. – Зайди ко мне завтра. То есть уже сегодня в семь утра, до конференции.

Мышкин был у него без пяти семь.

– Кажется, имеем, – сообщил Ладочников, включая защиту от прослушек. – Завтра в пять вечера будь у метро «Чернышевская». К тебе подойдет красивая девушка, блондинка, звать Елена. Она тебя знает. Не вздумай флиртовать – это моя жена.

– Лучше сдохну! – заверил Мышкин.

– Ну, ежели так, то она даст тебе диск.

– А откуда она меня знает? – поинтересовался Мышкин. – Моя аспирантка? Врач?

– Фамилия Карташихин тебе известна?

– Иван Антонович?

– Он.

– Главный судмедэксперт города?

– Именно. Лена – дочка евонная…Не опаздывай, доктор.

– Постой, постой! – закричал Мышкин. – А коньяк? Две бутылки! Ей передать?

– Не надо, – сказал Ладочников. – Выпей сам – за мое здоровье и за успех нашего дела.

– Но как же… Ты говорил… условия… Да и не могу я на халяву. Быть неблагодарным, скажу тебе, – чувство отвратительное.

– Не переживай! – засмеялся Ладочников. – Я совсем не пью. И Ёлка моя тоже.

– Так какого же ты дьявола меня по магазинам гонял? – обиделся Дмитрий Евграфович.

– А такого, – отрезал Ладочников, – что такую работу бесплатно делать нельзя. У меня примета такая. Фортуна моя – девка капризная. Шуток не любит.

– Трудно мне тебя понять иногда, Серега, – признался Мышкин. – Зачем же отказываешься, если фортуна такая?

– Не тебе одному трудно, – успокоил Ладочников. – Хотя тут понимать нечего. Ты выпивку мне выставил?

– Выставил.

– Приходится честно признать, дорогую выпивку. Так вот: считай, что я коньяк у тебя принял, значит, работа оплачена. А теперь я тебе эти две бутылки дарю – по старой дружбе.

– У меня пока одна, – уточнил Мышкин.

– Обязательно купи вторую. Фортуна все видит.

– Не сомневайся! – пообещал Мышкин, повеселев. – Сегодня же.

– Верю. Кстати, посмотри диск очень внимательно. Там есть пара бонусов для тебя лично.

– Спасибо, век не забуду! – растроганно сказал Мышкин.

– А теперь дай, друг, на счастье лапу мне. Такую лапу не видал я сроду. Давай повоем вместе при луне на тихую и ясную погоду! [16]

– Повоем, Сережа, я – с удовольствием.

– Еще раз призываю: ни на шаг от инструкции. Иначе плохо будет. Мне тоже лет пяток могут дать. И не только за соучастие. А для удовольствия. Там, за бугром, русских хакеров ненавидят чуть меньше, чем белорусского батьку Лукашенко.

– Тогда… – несмело начал Мышкин, – Если все настолько серьезно, то какой тебе смысл мне помогать?

– Какой смысл, говоришь? – задумчиво повторил Ладочников.

– Конечно! Тут коньяка мало. Но консультацию квалифицированного специалиста, твою консультацию, я оплачу. Только не в один прием, – спохватился он. – Частями.

Ладочников посмотрел на него с сожалением.

– Дурак ты, Дима, дурак, хоть и без пяти минут доктор наук. Это у вас там в академии учат теперь, что всё на бабки надо сводить? Обижаешь, гражданин начальник… А если бы я к тебе с такой вот просьбой пришел? Ты отказал бы? Или стал намекать на бабки?

– Ну… на «хеннеси» я точно намекнул бы, – честно сказал Мышкин.

– Другое дело! Значит, зачем я влез в твое дело? Тут немного сложнее все… Скажу так, чтоб ты сразу понял. Я уже сейчас знаю, на что ты натолкнешься в базе данных фонда. И даже знаю, как отреагируешь. И скажу тебе честно, старая перечница: мне очень хочется, чтобы ты нарыл на огороде у Златкиса все, что можно. И даже больше, чем все. А главное, пристроил к делу. Чтоб труд мой не пропал. И твой.

Что-то защемило у Мышкина за грудиной, и так печально защемило, что он не нашелся, как и что ответить Ладочникову. Хоть он и освоил кое-как роль холодного циника, но сегодня не получилось. Защемило и в носу. Мышкин взял салфетку, которой Ладочников только что протирал монитор, высморкался в нее и швырнул в корзину.

– Спасибо тебе, старина, – с чувством сказал он.

– Благодарить будешь, когда получишь результат.

Тут Сергей Ладочников неожиданно помрачнел и затих, и вид у него был такой, словно он что-то взвешивал на невидимых весах в своей голове, но при этом знал, что весы врут, а других весов у него нет.

Дмитрий Евграфович ждал – внимательно и почтительно. Он думал, что Ладочников, конечно, скрытый психастеник, как большинство людей, занимающихся делом неясным, но требующим большого душевного напряжения. Понятно, Ладочников человек творческий, следовательно, плохо управляемый. Судьба таких людей – постоянно пребывать в зоне повышенной опасности, о чем они, как правило, не задумываются, потому что для них опасность – естественное состояние.

– Скажи мне, друг Дима, – заговорил Ладочников. – Какая категория социальных отношений, как принцип всей жизни, стала определяющей для нашего счастливого времени? Даю пять секунд на размышление.

– Не надо, – ответил Мышкин. – Я тоже думал над тем же. И вычленил две категории.

– Ну и?

– Предательство и безграничная жестокость к ближнему. И дальнему тоже. Вот две.

– Неточный ответ. Поправляю: не простое предательство, а тотальное . Предательство как условие существования общества и функционирования государства. Оно везде – в политике, в бизнесе, в дружеских и в семейных отношениях. Но самое отвратительное не это.

– Что может быть более отвратительным? – усомнился Мышкин.

– Сошлюсь на себя. Самое отвратительное в том, что состояние тотального предательства стало для нас привычным. Как и двадцатилетний непрерывный антисоветский и антисталинский вой демокрадов, либерастов и едросов. Оно не удивляет. Я уже не боюсь предательства отовсюду и от всех. Страх прошел, появилась привычка. И я привычно жду сволочизма каждый день со всех сторон. Но еще гнуснее то, что я чувствую себя тоже вполне готовым на предательство. И боюсь, что скоро совершенно перестану бояться предать кого-нибудь. И только когда думаю, что придется за все ответить на том свете, каким-то чудом еще удерживаюсь.

– На каком – на том? – Мышкин вспомнил разговор с Волкодавским.

Но Ладочников отмахнулся.

– Он у каждого свой, – ответил он и включил компьютер.

На мониторе появились две красотки – одна в черном, другая в белом. Прозвучали первые симфонические аккорды «Гренады» – великолепного шлягера Агустина Лары, мексиканца, сочинившего лучшую испанскую песню на все времена. Дмитрий Евграфович загорелся. даже стал подпевать: