Читать «Год беспощадного солнца» онлайн - страница 51
Николай Волынский
– Эсмеральда Тихоновна, – умоляюще сложил ладони профессор Демидов. – Вы же прекрасно знаете, какие сейчас порядки! Всё – в Женеве. Я человек подневольный, – он вспомнил Мышкина. – Можно сказать, почти крепостной.
– …Посадят в мое кресло двадцатилетнюю дуру!.. Без мозгов, без соображения, без лифчика и без трусов!.. Можно работать в такой обстановке?
– Да уж! – вынужден был признать Демидов. – В такой обстановке работать невозможно…
– Я и говорю!
– Попробую еще раз с хозяевами, – пообещал главврач.
– Не надо! – с горечью возразила Эсмеральда. – Вшё равно без толку. Плевать они на вас хотели. Они себе бижнес делают. Им все равно, чем жаниматься – прежервативами торговать или ждоровьем!
Секретарь-референт председателя комитета по здравоохранению, который врачи для удобства продолжали называть горздравом, Мирра Герцевна носила редкую фамилию Периклес. Она когда-то была главврачом огромной территориальной больницы в Московском районе. Дело свое поставила на высшем уровне, переманивала к себе лучших специалистов не только Питера, но и Москвы. Несколько лет обивала пороги Ленгорисполкома и добилась, чтобы город построил специальный многоквартирный дом для ее врачей и медсестер – это было самое большое богатство в те времена.
В годы напастей – перестройки, демократии и свободы – Мирра Герцевна и ее муж перестроиться, демократизироваться и освободиться не сумели. Скоро обнаружили, что находятся в огромном сумасшедшем доме под названием «Российская Федерация». Только без психиатров. А город с названием Санкт-Петербург супруги Периклес стали воспринимать как бешено мчавшийся поезд под управлением безумного машиниста.
И тогда Мирра Герцевна и Соломон Аронович Периклес поняли, что пора прыгать с этого поезда на ходу. Спасаться решили на исторической родине.
Их поселили в Хайфе. Квартирка досталась в опасном секторе Газа, плохонькая – типичная хрущевка, но жить можно, а минимальная израильская пенсия оказалась на порядок больше, чем в России. И хотя непонятная для свежих иммигрантов абсорбция, то есть очищение от своего прошлого и врастание в новую жизнь, прошла для них быстро и хорошо, угнетала постоянная готовность государства к войне и ее непрерывное ожидание. Ощущение, что смерть дышит в затылок совсем рядом и везде, – за ближайшим углом, в автобусе, в кафе, в магазине, в школе или просто на любой улице, бывало невыносимым. Особенно трудно абсорбировались советские репатрианты. В «империи зла» личную безопасность и уверенность в завтрашнем дне, перспективу жизни им гарантировало государство, и гарантии эти были естественными, как воздух, который человек не замечает, пока нормально дышит. И вспоминает о нем лишь тогда, когда воздуха вдруг не хватает и смерть от удушья совсем рядом.
Вдобавок оказалось, что в Израиле слишком много евреев. Такое открытие сильно раздражало большинство выходцев из России. В свою очередь, коренные жители Израиля считали русских евреев людьми второго сорта и сплошь, почти без исключения, идиотами.
Однако самая большая неприятность пришла в семью Периклес совсем с другой стороны. Первые же весенние ветры принесли из пустыни Негев туманы тончайшей известняковой пыли. Вездесущая взвесь, к которой большинство населения Израиль за пятьдесят с лишним лет привыкло, неожиданно подействовала на мужа Мирры Герцевны: он стал быстро и необратимо слепнуть.
Через полтора года они вернулись. Для мужа резкие перемены жизни оказались роковыми. Два десятилетия непрерывного стресса – что в России, что в Израиле – разбудили чудовище: у мужа обнаружили рак печени. Но слишком поздно. Болезнь развивалась скоропостижно, Соломон Аронович сгорел в две недели.
Овдовев, Мирра Герцевна пошла работать. Израильскую пенсию она потеряла. Путинско-медведевской хватало на три недели жизни, да и то если не платить за квартиру. А квартплата в Петербурге сжирала половину пенсионной подачки.
Устроилась быстро – в городе Мирру Герцевну хорошо помнили. Перед ней прошло несколько начальников горздрава. Но самым колоритным оказался нынешний – Ефим Евсеевич Беленький.
До того, как стать главным врачом огромного города, Ефим Евсеевич торговал бананами. «И там бизнес, и здесь бизнес, – с безупречной логикой рассуждал он. – Кто сказал, что начальник медицины должен быть врачом? Вот первый путинский министр здравоохранения Зурабов – страховой агент по профессии. Бывший разведчик Путин решил, что
Демидов ходил у него любимчиках. Председатель комздрава прежнее дело не бросил. Но, поставляя в город бананы, он стал поставлять и другой товар: богатых пациентов в Успенскую клинику. Брал хорошие комиссионные. Потому и обхаживал Демидова: главврач лично контролировал лечение каждого пациента от председателя комздрава.
Но вдруг Беленький перестал с Демидовым общаться. Даже по телефону. Перестал принимать. Главврач Успенской тоскливо встревожился. И месяц назад Крачков шепнул Демидову: прошел слушок, будто бы Ефим Евсеевич не прочь стать акционером антиракового фонда и вовсю ищет подходы к Соломону Златкису.
– Нам-то что? – ответил на это Демидов. – У них своя свадьба, у нас – своя. Пусть у Златкиса голова болит.
Крачков тогда сказал Демидову не все. Фонд был дальней целью Беленького. Ближней стала Успенская клиника. Ефим Евсеевич просидел как-то вечерок с калькулятором и понял, что пора ему становиться главным врачом. Онкология стала невероятно прибыльным бизнесом, надежным и с мощными перспективами непрерывного расширения.
Демидов уже не выдерживал неопределенности в отношениях с начальством и решил, что надо Беленького так или иначе проявить, как проявляют фотоснимок.