Читать «Год беспощадного солнца» онлайн - страница 233

Николай Волынский

26. Удар битой. Туманов

Из бюро Мышкин вышел в узкий и пустой переулок, остановился, закурил и стал ждать. Мимо прошла женщина с коляской, проковыляла сгорбленная старуха, зажавшая подмышкой половину круглого ржаного хлеба. Потом две девочки – подпрыгивая и болтая без остановки. Проехал хлебный фургон и на четверть часа переулок опустел.

Мышкин набрал номер Костоусова.

– Сенсация, – буднично сообщил он. – Из морга судмедэкспертизы исчез труп Марины Шатровой.

– Не понял, – отозвался полковник. – А кто она мне?

– Тебе – никто. Именно в ее убийстве меня и обвинили.

– Значит, та, которую ты зарезал? И выкрал труп? Молодец! Радикальное решение. Нет тела – нет дела. Профессионал.

– Не я украл. И не знаю, что теперь думать.

– Что ж там за порядки? Учет, контроль и прочее…

– Хорошие порядки. Прием зафиксирован, выдача – нет. И ни в одном морге города тоже нет.

– Спьяну записать выдачу забыли. Говорят, работники моргов сильно пьют. Спирта ведь у них – море.

– Это все равно, как если бы тебе выдали десять миллионов долларов золотом и забыли взять расписку. Спирт тут ни при чем. Не капусту же в моргах хранят.

– А прокуратура?

– Я же сказал: и там все в трансе. Божатся, что не брали. Зачем им врать?

Костоусов крякнул.

– Похоже, дело разворачивается по-новому, – весело сказал полковник. – Но это твое личное дело. Когда заедешь?

– Могу прямо сейчас.

– Завтра. В семь утра. Все?

– Минутку… Ты знаешь, что такое огурец зомби?

Полковник фыркнул.

– У меня жена огородом на даче занимается. У нее спроси.

– Значит, не знаешь?

– Я знаю только два вида огурцов: огурец маринованный и огурец соленый. Водка без них – отрава. А этот… как ты сказал? Сорт зомби – он годится под рюмку?

– Он на все годится. И даже на такое, что нам с тобой и не снилось.

В ПАО трубку сняли только после десятого гудка. Ответила Большая Берта.

– Я в отпуске, – сообщил Мышкин. – Ты вместо меня – со всеми полномочиями.

– Поняла, товарищ адмирал! – дисциплинированно ответила Клементьева. – Надолго?

– На недельку. Надеюсь, не будешь спрашивать, почему.

– Конечно. И так понятно.

– Что тебе понятно?

– Все мне понятно…

– Литвак не объявлялся?

– Нет. А должен?

– Клюкин там?

– Да, сейчас пойдет к биохимикам.

– Возьми у него мобильник и пусть идет.

Чуть погодя Мышкин услышал:

– Ушел, мобильник у меня.

– Теперь: кладешь трубку на аппарат и звонишь мне с мобильника.

Секунд через пятнадцать прозвучал звонок. На дисплее появилась бородатая физиономия в цейсовских очках и подпись: «Негодяй Клюкин».

– А теперь с городского позвони Литваку, – приказал Мышкин. – Меня не отключай.

– Спросить что-то?

– Придумай что-нибудь. Просто надо обозначить его в пространстве. И проявить, как фотопленку.

Он ясно слышал, как Клементьева набирала номер. Ждать пришлось недолго.

– Женечка! Привет, красавчик! Да, Таня. Ты когда появишься на работе? О, извини, совсем забыла, что ты в отпуске – столько навалилось сегодня, вообще с ума тронулась. Правильно, согласна: я всегда такая была. Значит, по-твоему, получается обратный процесс: все с ума сходят, а я умнею… Нет, тебя я не имела в виду. А нужно мне вот что. Ты вчера вскрывал демидовского пациента, а где эпикриз? Мне не надо. Это Демидов хочет посмотреть. Нет, я не буду говорить ему, что он идиот. Сам скажешь. Понятно – пусть ищет у себя. Так и передам.

– Позвонила, – сообщила Большая Берта.

– Слышал. Ты знаешь, что такое огурец зомби?

– Впервые слышу. А что это?

– Теперь снова звони Литваку и спроси, что такое огурец зомби.

– Сейчас позвоню… – слегка растерялась Клементьева. – А если спросит, зачем или откуда узнала?

– Придумай, но про меня – ни вздоха. Ты знаешь только, что я взял отпуск и уехал из Питера. От меня знаешь.

Снова треск телефонного диска.

– Ой, Женюля, извини, совсем забыла спросить: что такое огурец зомби? Я?.. Откуда?.. Да вот Клюкин пристал, спрашивает, а я в огороде не смыслю. Знаю, что и ты не овощевод. Только не кричи так, тебе вредно, а я за тебя волнуюсь… Нет, Полиграфыч даже не заходил. Звонил из какого-то города, не из Питера, сказал, что отпуск взял на неделю или две. Так что я за главного. Если что, обращайся к начальству вне очереди. Да не ори ты так!.. Слушай, ты, придурок, сволочь бородатая, явишься – башку оторву! Пошел вон, скотина!

Телефонная трубка шлепнулась на аппарат.

– Позвонила, – хмуро сообщила Клементьева.

– Замечательно! – восхитился Мышкин. – Умница! Какая же ты у нас умница! Я лучше не смог бы. А теперь подробности – вегетатика, эмоции, лексикон…

– Про лексикон ничего говорить не стану. А в остальном – вы не поверите, Дмитрий Евграфович, он моментально отрезвел. Даже голос стал абсолютно трезвый. Сразу завопил, откуда огурец, кто сказал, потом заорал, что вообще огурцов не жрет…

– Брешет, мы все видели: жрет и еще как!

– А когда я сказала, что вы меня за себя оставили, вообще с цепи сорвался и матом, а знает, что я мата не терплю – я не проститутка и не воровка.

– Ты – умница! – нежно повторил Мышкин. – И настоящий друг. Завидую твоему будущему мужу. Думаю, что скоро я сам ему об этом скажу.

– Не надо так шутить. Я же просила… – тихо сказала Клементьева.

– Я не шучу! – рявкнул Мышкин. – Значит. Повторяю? Я в другом городе, не известном, до меня дозвониться невозможно, потому что мобила там не работает.

– Дмитрий Евграфович, а можно мне?..

Он слушать не стал и немедленно отключился.

На другой стороне переулка мигала, несмотря на ясный день, неоновая вывеска блинной «У кумы». Дмитрий Евграфович неодобрительно: «Уж лучше бы тещу сюда…» Поколебался, перешел дорогу и спустился в полуподвал блинной. Здесь была тишина, прохлада, ни одного посетителя. За стойкой бара читал книгу светловолосый парень с короткой темной бородой, в белой безрукавке и при уникальной бабочке – лиловой в мельчайшую крапинку. Такую Мышкин видел только у своего московского приятеля – известного музыковеда Святослава Бэлзы, который признает только кис-кис. Как-то он показал Мышкину свою коллекцию бабочек. Дмитрий Евграфович рассматривал их и удивлялся полдня – коллекция насчитывала полтысячи галстуков. Бэлза собрал ее чуть ли не со всей планеты.

– У вас совсем не жарко, – вежливо сказал Мышкин. – Снаружи – ад, поэту Данте Алигьери и не снился.

Бармен отложил в сторону книгу («Бесов» Достоевского, успел заметить Мышкин) и понимающе улыбнулся:

– Передайте поэту, пусть к нам заходит. Мы поможем.

– Вряд ли зайдет: помер семьсот лет назад.

– Слышал, но не верил, – ухмыльнулся бармен. – Вам?

– Попить, чего-нибудь похолоднее. Пепси или что там…

– Попейте кваску, – посоветовал бармен. – Со льда, в нос шибает. Нет в мире ничего лучше русского кваса. А вы знаете, что кока-кола стальную трубу насквозь проедает?

– Легированную?

– Легированную тоже, – убежденно заявил бармен.

– Тогда это не легированная, – засмеялся Мышкин. – Но за совет все равно спасибо.

Он с удовольствием выпил шипящего темно-коричневого квасу из запотевшей пивной кружки, расплатился и поднялся по ступенькам. Не успел стать на тротуар, как около него, почти вплотную, с визгом затормозил черный тяжелый мерседес-брабус. Распахнулась передняя дверь, и веселый молодой парень в черной униформе частного охранника весело сверкнул белыми зубами.

– Дмитрий Евграфович, здравствуйте!

Мышкин отпустился на ступеньку. Водитель брабуса, тоже в черном и с желтой наклейкой «security» на рукаве, в солнечных зеркальных очках, доброжелательно улыбнулся Мышкину.

– Мы знакомы? – осторожно спросил Дмитрий Евграфович.

– Пока нет. Но можем познакомиться. Я – Виталик, а за рулем – Леша. Садитесь, пожалуйста, в машину.

– Зачем? – подозрительно спросил Мышкин.

– Нас прислали за вами.

– Кто? – он приготовился отступить еще на ступеньку.

– Хороший человек, – продолжал улыбаться охранник, но с легким напряжением.

– Я такую фамилию слышу впервые.

Парни переглянулись. Потом Виталик снова улыбнулся и сказал:

– Мы не можем назвать фамилию, – и добавил вполголоса, тоном сообщника: – Понимаете? Вы все хорошо понимаете. Служба!

– Я вообще-то плохо понимаю, извините, – с виноватой улыбкой ответил Мышкин. – С детства такой тупой. Мне по два раза объяснять надо. Так кто вас прислал?

– Очень серьезные люди, – без улыбки сказал Виталик.

– У нас серьезных – полгорода, – резонно отметил Мышкин. – Я спешу. Извините. Пропустите меня – отгоните машину.

– Мы вас потом отвезем, куда скажете, – пообещал Виталик, сверля Мышкина взглядом, и он понял настоящий смысл: «Никуда не денешься. Будет хуже!»

Он улыбнулся и кивнул.

– Ладно. Хорошо, – сделал шаг вверх, но вдруг хлопнул себя по лбу: – А чтоб тебя, холера! Совсем память потерял, – он смущенно пожал плечами. – Оставил кейс на столе. Вы, пожалуйста, не уезжайте. Я буквально через секунду.

В два шага он оказался около бармена.

– Черный ход? – шепотом спросил он. – Быстро!

Бармен понимающе кивнул и указал на дверь в стороне.

– Открыто?

Бармен снова кивнул.

– Запри за мной.

Бармен кивнул и подмигнул Мышкину.

Ему пришлось протискиваться между штабелями ящиков с бутылками, сделать несколько поворотов. За одним наткнулся на тетку со шваброй.

– Кто таков? Что надо? – грозно спросила уборщица, поднимая швабру.

– Полиция нравов! – крикнул Мышкин. – Где выход?

Но тут же увидел выход и оказался в проходном дворе.