Читать «Год беспощадного солнца» онлайн - страница 195

20. Спаситель из ФСБ

Кабинет полковника Костоусова оказался на удивление маленьким – Мышкин никогда в зловещем здании на Литейном не был и полагал, что офицеры, наследники кровавого ведомства, должны совершать свои гнусные дела в помещениях, по крайней мере, немногим меньше пирамиды Хеопса.

Тут был обычный канцелярский стол, накрытый стеклом, четыре стула, небольшая дверь сейфа в стене. Портрет президента за спиной хозяина кабинета. В углу, на американский манер, трехцветный флаг на полутораметровом древке. На полу огромные часы; сонно качается из стороны в сторону большой медный маятник.

Когда Мышкин вошел, они пробили девять.

Полковник работал за ноутбуком. При виде Мышкина он поморщился и молча указал подбородком на стул.

Через четверть часа Костоусов закрыл ноутбук и, не скрывая недовольства и раздражения, изучал лицо Мышкина.

– Видно, я похож на прокаженного, – робко сказал Мышкин.

– Хуже. На дурака.

– Каким родился… – развел Мышкин руками.

– Говори. Быстро, сжато, но с подробностями. Что натворил? Во что влез?

– Ничего! Абсолютно ничего! – вскричал Мышкин. – Я ни в чем не виноват!

– Все так поначалу говорят. И в суде, и даже на зоне.

– Но я, в самом деле!..

Полковник с досадой поморщился.

– Раз тебя упаковали, значит, было за что. Ты дал повод. Вот только какой?

– Андрей, неужели… – с обидой начал Мышкин.

– Я не утверждаю, что ты убил девушку. Надеюсь, ты заметил это. Но без повода даже кошки не родятся. Так что давай все с самого начала.

Когда Мышкин закончил, полковник открыл ящик стола и достал начатую пачку «кэмела» и бензиновую зажигалку с колесиком.

– Это я так, между прочим, бросил курить, – хмуро сказал он, будто в упрек Мышкину.

– Так зачем начинаешь? – удивился Мышкин.

– С такими придурками, как ты, не только закуришь, но и запьешь… – вздохнул Костоусов. – А ведь я тебе помочь хотел по доброте душевной. Регина говорила?

– Звонила, – признался Мышкин.

– И даже ухом не повел! Ты от природы такой безответственный, Дима, или по глупости вышло?

– Так ведь она только сегодня позвонила. За час до ареста.

И Мышкин беспомощно пожал плечами.

Костоусов протянул ему пачку.

– Дохлое твое дело, – сказал он.

– Ты уверен? – упавшим голосом спросил Мышкин.

– Очень все плохо. Я должен вернуть тебя назад. Шарыгину.

– А самим расследовать? То есть, чтоб ваши следователи взялись?

– А почему не следственный комитет? Или прокуратура?

– Так ведь полицаи сознательно шьют мне дело! Ты же сам все видишь! И ты знал, оказывается, что так будет! И ты прекрасно знаешь, что я действительно ни в чем не виноват. Вот сейчас они мне сделку предложили: бери преступление на себя, а мы в свою очередь позаботимся, чтоб срок тебе дали небольшой. Будто случайное убийство, по неосторожности Если ты меня вернешь полицаям, – все! Мне конец.

– Скорей всего, так и будет. Юстиция, дорогой мой, изменилась кардинально. Что такое юстиция вообще? Возведенная в закон воля господствующего класса. Что было главной задачей прежнего суда? Установление истины. Неотвратимость наказания. Справедливое воздаяние. Теперь что? Установить границы сделки, за которыми заканчивается экономическая заинтересованность правоохранителя. Жить стало проще.

– Но где справедливость? – убито спросил Мышкин. – Где ее искать теперь?

Полковник указал на потолок.

– Там, где нас нет. Но все будем.

Мышкин только вздохнул.

– Полная безнадега… Как жить? Ведь жить совершенно невозможно!

– Что тебе ответить на это, Дима? – сочувственно сказал полковник. – Ничего не могу ответить. Самое главное, никто не позволит мне расследовать твое дело. Никому из наших не позволит. Просто потому, что оно за пределами нашей компетенции. Что там в основе? Убийство по личным мотивам. Пусть непреднамеренное, но – тоже по личным. То, что именуется бытовухой. Где здесь государственная безопасность? Почему должна вмешиваться ФСБ? Не должна она ничего. Своих проблем выше крыши.

– Тогда что ж… – еле слышно произнес Мышкин. – Я пойду? Да?

– Куда, если не секрет? – поинтересовался полковник.

– В прокуратуру. И к правозащитникам. В «Мемориал», например.

– Что-о-о? – приложил ладонь к уху полковник Костоусов. И, не дождавшись ответа, сказал огорченно. – Ты, Дима, удивляешь меня. Будто с Луны свалился и прямо в Большой дом. Кому ты там нужен? А уж правозащитникам!.. Вот если бы ты компромат на президента России в ЦРУ передал или обнаружил в архивах неизвестное демократической общественности преступление Сталина – тут да. Тут правозащитники тебя – как родного. И прессу западную подключат. А у тебя что? Банальное убийство.

– А у меня, – возразил Мышкин, – преступная попытка полиции уклониться от поиска настоящего преступника и свалить преступление на невиновного! И ты сам сказал – такова сейчас практика. Значит, такое делается повсеместно. Разве эта практика не представляет угрозы для государственной безопасности России?

– Это кому как нравится, – насмешливо сказал полковник. – В твоей ситуации важно совсем другое. Ты пришел ко мне за помощью. Ты что-то такое сделал. Или попытался сделать. И вызвал ответную реакцию. Так просто, от скуки, никто не будет фабриковать уголовные дела. И вот ты, вызвавший своим поведением реакцию неких серьезных сил, сидишь передо мной, офицером ФСБ, который тебя, падающего в пропасть, успел схватить за воротник и держит изо всех сил, – вот ты мне сейчас в глаза врешь! Плюешь мне в глаза, если быть более точным.

Мышкин сначала онемел от обиды. Потом горько усмехнулся и поднялся со стула.

– Сиди! – приказал полковник. – И не вздумай врать дальше. Иначе я могу подумать, что ты просто издеваешься. И это после того, как тебя спасли от пресс-хаты или от попытки к бегству, которую обычно в полиции пресекают пулей в затылок. Ты говоришь – не убивал девушку. Значит, тебя заказали именно в такой упаковке. Дальше: подобные заказы никто бесплатно не исполняет. Значит, кто-то на тебя потратился. И потратился основательно, потому что тарифы на фабрикацию уголовных дел растут постоянно. Чем ты заставил заказчика расстаться с деньгами – и немалыми? За что тебя заказали? Что ты сотворил? Подумай! Может быть, тебе есть смысл все-таки не врать мне? И не скрывать то, что мне следует знать? Вот ты просишь, чтобы я тебе поверил. Но ведь тем самым ты дал мне право требовать от тебя того же. Да? Или нет?

– Хорошо, – сказал Мышкин. – Попробую объяснить. Но сразу предупреждаю: все, что я скажу, пока на уровне предположений и подозрений. Поэтому я и не рассказывал. Но если это даст пользу…

Он неторопливо, взвешено рассказал о запретах на вскрытие, о странных закономерностях запретов, о непонятных переводах покойных в категорию невостребованных и поспешном кремировании, о странных завещаниях Салье и Штейна. И, наконец, о взломе базы данных Антиракового фонда и неучтенных трупах. О Ладочникове и Карташове решил пока промолчать.

– Однако! – удивился полковник. – Да ты, оказывается, еще и хакер по совместительству? Уважаю специалистов. Все у тебя?

– Все.

– Опять врешь, – укоризненно сказал полковник.

– Нет! – горячо возразил Мышкин. – Все, что мне известно…

– Что такое индекс-м?

Мышкин изумленно уставился на полковника.

– Оглох? – поинтересовался Костоусов. – Сходи к врачу, – посоветовал он. – И про Туманова я забыл спросить. Что за зверь?

– Нет… – покрутил головой Мышкин. – Чудеса. Фантастика… Значит, у тебя есть информатор в клинике. Конечно, есть! Причем, недалеко от меня этот информатор находится. Кто же это? Литвак исключается. Клюкин? А что Клюкину Туманов? Он и не знает Туманова… Бог ты мой, неужели Большая Берта? Клементьева, значит, твой агент? Агентесса?

– Видно, Дима, ты мозги свои у полицаев забыл, – с сожалением сказал Костоусов. – Кто же тебе на такие вопросы будет отвечать? А ты на мои по-прежнему не отвечаешь. Хотя твоя заинтересованность больше, нежели моя. Я тебе дал шанс – ты им не воспользовался. И что ты намерен теперь делать?

– Не знаю… – грустно сказал Мышкин. – Залягу где-нибудь. Выжду время.

– Кто тебе даст это время? Да ты шагу не ступишь. Публика тебя пасет серьезная.

– Что же мне тогда?..

Полковник пожал плечами.

– Сдаваться полицаям. Или пулю в лоб, пока не опозорили. Пистолет у тебя есть?

– Нет.

– Вот видишь, и пистолета нет. А выход, тем не менее, виднеется.

– Да? – встрепенулся Мышкин. – Какой? Скажи!

– Ты сам все знаешь. Сам допер и сам нашел выход.

– Не понимаю… – робко улыбнулся Мышкин.

– Как ты сюда попал? Кого сыграл в полиции? За кого себя выдал?

– А за кого я себя выдал? – не понял Мышкин.

Полковник недовольно покачал головой. Рука его потянулась к кнопке вызова.

«Все! – промелькнуло в голове Мышкина. – Теперь точно конец. Сейчас войдет капитан Орлов и вежливо выкинет меня на улицу. А там сержант Бандера уже принял стойку…»

– Стой, минутку, Андрей! – поспешно сказал Мышкин. – Я понял тебя. Но ведь это у меня получилось само. От отчаяния.

– Отлично! – похвалил полковник. – Даже в отчаянии сообразил, стало быть, не безнадежен. Понял все-таки, что как гражданин Мышкин ты для полиции – блоха. А вот как человек полковника Костоусова – шалишь; тут, брателло, не просто.

Мышкин угрюмо замолчал. Потом обхватил голову обеими руками.

– О, Господи! – взвыл он. – За что? В провинился? За что наказание? Может, ты знаешь, Андрей?

– Ты выпустил джинна из бутылки, а обратно его затолкать не можешь, – и добавил сочувственно. – Так выпали карты, Дима. Надо продолжать игру.

– Я не смогу. Твоя организация не вызывает радости. И отношение к ней… – он умолк.

– Не бойся! Хуже чем к гестапо, да? «Кровавая гэбня». Знаю. Не один ты такой.

– Понимаешь, когда меня еще в институте поймали на самиздате…

– Знаю, – кивнул Костоусов. – Перепечатывал и распространял среди таких же дуриков тексты Солженицына. «В круге первом», кажется? Где воспевается изменник. Не жалеешь?

– Теперь жалею, – признался Мышкин. – Очень жалею. Но тогда все казалось иным. И Солженицын был для советского студента героем. Не зря же нас воспитывали в школе на Чернышевском, на Герцене, на Льве Толстом. И на декабристах. Тот институтский гэбэшник сразу мне предложил сделку. Я стучу на товарищей, а меня не выгоняют из института. Я сразу отказался.

– И что потом?

– Потом самое удивительное – меня никто не вышиб. И того гэбэшника я больше никогда не встречал.

– Бывает… – кивнул Костоусов. – А дальше?

– Дальше – хуже. Вскоре я понял, что КГБ – преступная организация. Это был очень тяжелый вывод.

– Ну-ну, – откинулся на спинку стула полковник. – Что же тебя толкнуло к такому выводу?

– Эти люди не выполнили свой профессиональный долг. Они оказались изменниками. Студентов за чтение Солженицына сажали. Но безопасность нашей с тобой страны не обеспечили. А затем занялись раздачей государственной собственности. Это – Абрамовичу, а то – Березовскому… И среди так называемых чекистов не нашлось ни одного человека, ни одного настоящего офицера, кто бы застрелил Ельцина с Горбачевым. И заодно Новодворскую с Чубайсом.

– Здесь находится другая организация, – напомнил Костоусов.

– Конечно, этот факт очень обнадеживает. Только я до сих пор не знаю, какое государство защищает эта другая организация. Если американское – поверю. Если скажут, что Россию, не поверю. А ты веришь?

– Все! – отрубил полковник. – Капитан тебя проводит.

Он нажал кнопку. И капитан Орлов появился мгновенно – словно из эфира материализовался. И стал рядом с Мышкиным.

– До выхода, – сказал ему Костоусов.

Мышкин встал.

– Спасибо, Андрей Александрович, – сказал он. – У меня одна маленькая просьба. Можно?

Полковник кивнул.

– Дайте мне на решение двадцать четыре часа. Завтра в одиннадцать я все скажу.

Но Костоусов молчал, и Мышкин добавил:

– Я хорошо понимаю, ситуация жесткая и другого выхода не предусматривает. Но, прошу и меня понять, тут чистая психология… У нее свои правила. Мне надо просто свыкнуться с мыслью. Осознать ее.

Костоусов по-прежнему сохранял каменное выражение лица.

– Я очень надеюсь, что вы меня понимаете! – в отчаянии воскликнул Мышкин.

Полковник чуть заметно кивнул.

– Завтра в одиннадцать, – и капитану Орлову. – Надо доставить Дмитрия Евграфовича… куда?

– В клинику.

– Доставьте в клинику и проводите до рабочего места.