Читать «Год беспощадного солнца» онлайн - страница 174
Николай Волынский
На самом деле, в его доме при царе была каретная, а не конюшня. Однако конским навозом на лестничных клетках попахивало до сих пор, хоть и очень слабо.
– Теперь у тебя будет другая квартира. С решеткой! – пообещала Регина.
– Да объяснишь ты, наконец, черт бы тебя побрал!.. – взорвался Мышкин.
– Та девушка, Марина, дочь нашего профессора Шатрова, которую ты изнасиловал в поезде, набралась смелости и написала заявление в прокуратуру. Не побоялась твоих угроз. Понял, чудовище?
Минут пятнадцать Мышкин переваривал услышанное. Наконец вздохнул и спросил устало:
– Откуда ты взяла этот бред? Сама изобретаешь или сошла с ума, безнадежно?
– Если информация из ФСБ – бред, то с ума сошел ты. Короче, мой Андрей, по сердечной простоте своей, хотел тебя предупредить еще вчера. Думай, ищи адвоката или…
– Да пошла ты к черту, идиотка! – зарычал Мышкин и отключил связь.
Он стоял оглушенный, совершенно ничего не понимая. Окончательно спятила баба. Такого она еще не вытворяла. Но он скоро нашел объяснение.
Регина была энергетическим вампиром. И частенько подпитывалась, доводя Мышкина до белого каления.
В тишине квартиры раздраженно прокаркала ворона – три раза. И после каждого «каррр!» раздавался медный бой. Так теперь отмечала время кукушка в часах на кухне. Еще недавно она куковала, как и двадцать лет назад, – звонко, спокойно, может быть, немного задумчиво. Но как только на город обрушилась жара, кукушка неожиданно закаркала – хрипло и злобно. Как Ворона, которой где-то Бог послал кусочек сыра второй раз, а Лиса и этот у нее выдурила.
Мышкин утверждал, что и второй раз Лисица подошла к делу творчески. Она не хвалила Ворону, не просила спеть, а задала только один, но зловещий вопрос: «За кого голосовать будешь, растяпа, – за Путина или Медведева? Отвечай, если не хочешь, чтоб тебя обвинили в экстремизме!» – «За Медведева!», – с перепугу каркнула Ворона. Когда же Лисица с сыром скрылась, старая дура грустно подумала: «А если бы я сказала: «За Путина»? Что изменилось бы?»
Тишину разорвал дверной звонок – длинный и требовательный.
«Принес же черт! В такое время! Кого?»
В глазок Мышкин увидел двух полицейских – офицера, среднего роста, с гигантской форменной фурагой в руке, и сержанта, двухметрового громилу, этот был без фураги. В тусклом свете лестничного фонаря отсвечивала его бритая башка, вся в неровных шишках.
Мышкин осторожно вложил запор цепочки в гнездо и бесшумно задвинул тяжелый стальной засов.
– А хозяин-то проснулся, – послышался из-за двери сиплый бас сержанта.
– В чем дело? – грубо спросил Мышкин. – Кого?
– Здравствуйте! – вежливо произнес капитан. – Мышкин Дмитрий Евграфович здесь проживает?
– Вам-то что? Кто такие?
– Полиция.
– Я не вызывал полицию! Да еще в такую рань. С ума еще не сошел.
– По-вашему, мы только к сумасшедшим ездим? Я капитан Денежкин Геннадий Степанович. Со мной сержант Бандера. Да, рановато мы… По мне – так вообще никуда не ездить по ночам, а пить чай в дежурной части. Дело, стало быть, важное и срочное. В ваших интересах, – добавил он. – Иначе бы не стали бы вас тревожить.
– Тревожить! – фыркнул Мышкин. – Слова-то какие выучили. Интеллигенты.
За дверью послышался долгий вздох. Нет, конечно, не бандиты. Перед нападением так устало не вздыхают.
– Откуда мне знать, что вы не налетчики? – на всякий случай уточнил Мышкин.
– А вы в глазок посмотрите, – посоветовал полицейский.
– Очень хорошо! – одобрил Мышкин – Смотрю в глазок – и получаю пулю точно в глаз!
– Это вы прямь как в кино! Да вот мое удостоверение, служебное. Можете смотреть и не бояться. Оно не стреляет, честное слово.
– Честное, говорите?
В глазок Мышкин крупно увидел раскрытую узкую книжечку, мутное пятно фотографии, подпись – длинную неразборчивую, но очень кудрявую, и государственного двуглавого петуха в фиолетовом кружке. «Эх, давно надо было широкоугольник поставить на дверь, а то ведь высунешь башку, а по ней со стороны – топором!» – подумал Мышкин.
– Откроете? – медленно убрал книжку Денежкин.
– Сначала скажите, где ксиву купили! – потребовал Мышкин. – На Сенном рынке? Или на Кузнечном? Хочу такую же.
Он видел в глазок, как полицейские переглянулись, разглядел даже, что Денежкин криво усмехнулся.
– Тогда что вы хотите? – спросил капитан.
– Это я должен вас спросить, что
Все равно придется открыть.
– Я хочу, – четко, как на утренней врачебной конференции, произнес Мышкин, – чтобы вы назвали мне своего начальника – фамилию, имя, отчество, звание, а также отделение и телефон дежурной части. А я посмотрю, совпадет ли все с моим справочником по ГУВД.
– Нисколько! Совсем скромное желание, – сразу согласился Денежкин. – Звоните прямо дежурному по городу: 278-19-45. Назовитесь, адрес, и он вам скажет сразу, кого к вам направили. И номера удостоверений назовет.
Телефон был верный, Мышкин знал номер, поэтому, ворча под нос проклятия, отодвинул засов, отпер замок. Цепочку снимать не спешил. Через приоткрытую дверь стал рассматривать полицейских – хмурого капитана Денежника и двухметрового сержанта Бандеру – громилу, который равнодушно изучал щербатую эмалевую дощечку с номером соседней квартиры. Наконец, Денежкин не выдержал:
– Ладно, мы уходим. Но открыть – в ваших интересах. Придется вам потом своими ногами побегать. Так что вам резон – поверить.
– Я должен вам поверить! – фыркнул Мышкин. – Полиция заботится о моих интересах! Что там у вас произошло?
– Где?
– Да где еще – в ментовке вашей или как у вас там сейчас, у господ полицейских, называется!.. Дустом, что ли, всех ваших оборотней в погонах повытравили?
– А вы как думаете? – поинтересовался Денежкин.
– Думаю, что не всех.
– Нам уходить?
– Нет, – вздохнул Мышкин и снял цепочку. – После такого вопроса как не поверить, что вы пришли меня спасать. Коль скоро готовы сейчас же отказаться от спасения…
– Может, и так, – согласился капитан Денежкин.
– Пошли на кухню.
Они расселись вокруг крошечного круглого стола.
– Но сначала вопросы задаю я! – заявил Мышкин. – Жрать хотите, мужики? Могу сделать кофе. Настоящий. Сыр есть и колбаса.
Громила оживился, но тут же сник, услышав ответ начальника:
– В другое бы время. Спасибо. Надо ехать. Начальство ждет.
– Куда?
– В ГУВД. На Литейный.
– Я так и не понял: это что такое? Арест?
– Даже не задержание! – заверил Денежкин.
– А что?
– Приглашение. И просьба. Мы приглашаем вас, то есть, предлагаем, по вашей собственной инициативе и добровольно, проехать с нами. Дело очень срочное. Оно касается вас лично. Следователь очень просит вас к нему приехать. Прямо сейчас. Добровольно и самостоятельно. А мы с сержантом окажем вам бесплатную транспортную услугу – машина во дворе.
– Слушайте, мужики! По-человечески сказать не можете, зачем я вам?
Полицейские переглянулись.
– Не имею полной информации. А если б и была, не имею права разглашать. – медленно произнес Денежкин. – Поэтому я вам не скажу, а вы, соответственно, сейчас ничего не услышите.
Он переглянулся с сержантом.
– Ладно… Я ничего вам сейчас не скажу, а вы ничего не услышите… Вам известна гражданка Шатрова?
– Какая еще Шатрова? – удивился Мышкин. – Откуда взялась? Что ей надо от меня?
– Ей уже ничего не надо, – ответил Денежкин.
Громила мотнул бритой башкой:
– «Ничего теперь не надо ей, никого теперь не жаль!» – бухнул он. – И кранты!
Что-то дикое показалось Мышкину в неожиданном цитировании романса Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном».
– И коньяка «хеннеси» тоже не надо, – добавил жути капитан.
– При чем тут «хеннеси»? – встревожился Мышкин.
– Да ни при чем, – ответил капитан. – Просто к слову пришлось. Я его и не пробовал никогда. А вы?
Мышкин не ответил. Он уставился неподвижным взглядом на большой морской термометр на стене. Красный спиртовой столбик застыл у цифры 36.
– Вы про какую Шатрову?.. – наконец, тихо спросил он.
– Шатрова Марина Михайловна, проспект Шверника, дом шесть, квартира восемнадцать.
– И что Марина Михайловна? – голос Мышкин дрогнул.
– Уже ничего, – ответил капитан. – И вы, очевидно, были последним, кто ее видел перед смертью.
– Да что вы такое несете? – ошарашено произнес Мышкин. – Какая такая смерть? Кто умер?
– Вы не расслышали?
– Не расслышал! И не понял! При чем тут Шатрова?
– При том, что Шатрова Марина Михайловна убита.
– Вы с ума сошли! – крикнул Дмитрий Евграфович. – Это невозможно! Она не может умереть!
Идет расследование, возбуждено дело, – сочувственно вздохнул капитан. – Следствию нужна ваша помощь. Так что же, Дмитрий Евграфович? Поедем?
Мышкин не шевельнулся.
– Да не расстраивайтесь так заранее, – сказал капитан. – Конечно, неожиданно. Такое происходит всегда неожиданно. Все мы думаем:
Мышкин окаменело молчал.
– Знаете, давайте не будем торопиться с переживаниями, – предложил капитан. – Ведь еще не факт, что убийство. Очень много неясностей. Следствие рассчитывает на вашу помощь. Да и у нас ошибки всякие бывают. Даже большие. Сами понимаете: наша служба и опасна, и трудна. Бывает, человек вроде тот, а адрес или год рождения – не тот. Или отчество другое. Начинаешь разбираться, а потом выясняется, зря людей тревожили.
Мышкин поднялся, достал из буфета валерьянку и вылил в рюмку весь флакон. Выпил одним глотком, запил из-под крана.
– Вот тут у нас арестовали одного парня, – продолжил Денежкин. – По фамилии Кошкин. Он, понимаете, захватил в собственность ночной клуб с подпольной рулеткой. Казино – незаконное, в подвале, дверь железная. Охрана – сплошь бывший ОМОН. И два страшных пса – доберманы. В общем, солидная была точка, серьезные люди туда ходили. Прокурор, вице-губернатор, два генерала полиции, главный смотрящий от воров в законе и даже очень известный киллер. Самое интересное, что хозяином казино был папаша того парня, Кошкина. Короче, захват чужого бизнеса. По-научному, значит, «рейдерство». Представляете? Кто-то несколько лет ишачил, делал фирму, ни сна, ни отдыха. А когда баксы закапали, приходит отморозок и говорит: «Было твое – стало мое!» Так он, Кошкин, не только бизнес украл у родного папаши, он своего родителя еще и завалил двумя выстрелами из глока.
– Из вальтера, – влез сержант Бандера.
– Субординация! – прикрикнул капитан Денежкин. – Старшего по званию перебиваешь. Сколько учить? Тут тебе не воровская сходка, сержант Бандера, а господин Мышкин – не вор в законе. Понял-нет?
Сержант растопырил пальцы веером.
– Поня́л, гражданин начальник! Поня́л.
– Значит, из глока папашу погасил двумя выстрелами, потом его секретаршу, которая папаше секс делала после работы. Потом еще и главбуха – до кучи. В общем, взяли, убийцу, упаковали и в СИЗО на Литейный. Он – в несознанку: дескать, ничего не знаю, ничего не видел, папаша мой вообще в другом городе живет, к тому же два года как помер. Прессовали мужика полтора месяца. Упрямый оказался. Потом стал постепенно признаваться, пошел на сотрудничество со следствием, расследование пошло, как по маслу. Обвинительное заключение готово, Кошкин ознакомился, все подписал… Суд через два дня. Как вдруг буквально за пять минут до процесса следователь случайно обнаружил, что им не Кошкин был нужен, а Кишкин! В буквочке ошибка, в одной буквочке! Представляете, Дмитрий Евграфович? Надо выпускать Кошкина. А как тут выпустишь? Много уже наработали. В общем, совершил Кошкин попытку к бегству. И прямо в СИЗО, не отходя от кассы, получил девять грамм в затылок.
– А Кишкин? – машинально спросил Дмитрий Евграфович.
– А что Кишкин? – пожал плечами капитан. – Гуляет. До сих пор ищут. Так что всякое бывает! Вы не волнуйтесь заранее.
Мышкин съежился на стуле.
– Да не переживай, брателло! – сержант Бандера приятельски похлопал Мышкина по плечу.
Сочувственно-угрожающие байки капитана Денежкина Мышкин мог еще вытерпеть, но не лапу Бандеры.
– Никуда я не поеду! – он вскочил. – Никуда! Или несите постановление суда.
Громила дернулся, но капитан жестом остановил его.
– Совершенно справедливое требование, – согласился Денежкин. – Только вот все судьи сейчас спят. Надо ждать до утра. А зачем? Я ж вам русским языком сказал: никакого ареста, привода, никаких мер пресечения. Вы добровольно с нами согласились ехать.
– Не поеду! – отрезал Мышкин, тяжело дыша.
Денежкин удивился.
– Смотри-ка, сержант Бандера! – весело заговорил он. – Он что – псих? Или пыльным мешком из-за угла двинутый? Ты, что ли, его мешком из-за угла шарахнул? Признавайся, если не хочешь, чтоб тебя до ефрейтора понизили!
– Не-е-е, – обиделся Бандера. – Он сам себя.
– Наверное, ты все-таки прав, сержант. С ним надо ухо востро. А то ведь может сам себе и ребра переломать. Или башку проломить. Или из окна выпасть. А то и застрелиться к чертовой матери при попытке к бегству. А? Может?
– Такой может, – согласился Бандера. И добавил: – А то еще и почки сам себе отобьет, потому как полицию не любит. И следов не оставит, только кровью будет мочиться целый месяц.
– И опять ты прав, Бандера, – грустно сказал Денежкин. – И как его удержишь? У нас не получится.
Громила гмыкнул, а Денежник вдруг схватил Мышкина за большой палец и, ломая, резко дернул вниз. Мышкин взвыл, выгнулся за пальцем, но капитан не отпускал и нажимал сильнее. Мышкину понял, что кость сейчас треснет.
– Пусти! – сдавленно крикнул он. – Пусти, сломаешь!..
– А я-то причем? – удивился Денежкин. – Разве я тебя трогаю? А, сержант?
– Так это он сам себе палец ломает! – возмутился Бандера. – И не удержать здоровенного такого… Потом на нас будет всё сваливать, клеветать на органы.
– Не получится у него, – повеселел Денежкин и отпустил Мышкина. – Береги пальцы! И почки тоже.
– Все равно не поеду, – угрюмо выдавил из себя Мышкин. – Ордер давайте.
– А, вот оно что! – протянул Денежкин, будто, наконец, понял. – Ордер, значит?
– Да, ордер на арест. Или задержание.
– Один момент! Сержант, у тебя случайно ордера нет? Не завалялся в кармане? Или в сапогах? А то я свой где-то потерял. Гражданин правильно требует соблюдать его права человека.
– Есть у меня! – с готовностью отозвался сержант. – Очень хороший ордер. Ему понравится.
В руках Бандеры оказалась короткая черная палка.
– Вот он, ордер!
Он поднес палку к стакану на столе. С ее конца сорвались две толстые голубые молнии. Стакан треснул, осколки свалились на пол. Резко запахло озоном.
– Такой подойдет? – спросил Бандера.
– Ладно, – сдался Мышкин. – Сейчас оденусь…
Он молча повернулся и пошел в комнату. Натягивая брюки, услышал из кухни сержанта Бандеру:
– Чёй-то не очень на мочилу тянет…
– Господин полицейский, – строго ответил капитан. – Думай, что говоришь. А лучше вообще молчи. Болтун – находка для шпиона.
– Дак я… Дак я ничего… Молчу.
– Для чего тебя сюда послали?
– На случай сопротивления задержанного.
– Вот и жди
Сержант немедленно двинулся в комнату и не отходил от Мышкина ни на шаг, даже в туалет не отпустил одного.
Во дворе стоял полицейский форд, чуть не упираясь радиатором в дверь подъезда. Мышкин глянул на часы: половина четвертого. Солнце уже взошло, но лучи его не могли пробиться сквозь дымно-пылевую взвесь, не осевшую с вечера и не остывшую.
Мышкина усадили на заднее сиденье, справа к двери его прижал сержант Бандера. Денежкин сел впереди и сказал, оглянувшись:
– Нарушаю правила! Только ради вас, господин Кошкин…
– Мышкин! – поправил Бандера.
– Кишкин, – исправился Денежкин. – Чтоб комфорт у вас был полный. Дверь, кстати, на замке. А Бандера любит стрелять по тем, кто от него убегает. Очень любит, прохиндей…
Шофер завел мотор и включил передачу.
– Подожди, Витя, – попросил Денежкин. И Мышкину: – Покажите руки! Обе!
Мышкин протянул обе руки и сержант тут же защелкнул на них пластмассовые наручники.
Американские! – с удовольствием сообщил Бандера.
Едем! – приказал Денежкин.
Водитель дал полный газ, завизжала резина, форд рванул с места.
При скорости в сто тридцать километров в час форд проскочил Большой проспект и подлетел к Дворцовому мосту. Тут на переносных шлагбаумах уже мигали красные огни, толпа гуляющих наблюдала, как мост медленно переломился на две половины и каждая пошла вертикально. Десятка два машин стояли в очереди. Форд взревел и резко прибавил скорость. Мышкин откинулся на заднее сиденье. Он услышал треск сбитых турникетов, заныл желудок, когда форд на несколько секунд повис над Невой, появившейся между разведенными половинами моста. Потом все четыре колеса форда упруго, словно футбольные мячи, ударились о мост на другой стороне. Отлетел в сторону второй шлагбаум, толпа с воплями и смехом расступилась. Водитель, не обращая внимания на запрещающий знак, резко отвернул влево и помчался по Дворцовой набережной.
– Не обкакался наш пассажир? – обернулся Денежкин.
Сержант Бандера шумно и с фырканьем, словно старый мерин, втянул воздух.
– Да не, вроде.
– А что у него на руке?
– Так наручники, – удивленно ответил громила. – Вы ж приказали. Сейчас начнут ему кости ломать.
– Нет, что там еще?
На левой руке Мышкина были прекрасные японские часы в черном титановом корпусе, герметичные, со светящимися стрелками и автоподзаводом – подарок Регины к защите кандидатской.
– Котлы, – доложил Бандера. – Клевые!
Он расстегнул браслет, поднес часы к уху, встряхнул и удовлетворенно кивнул.
– Сами заводятся. Подойдут? – протянул он часы Денежкину.
Капитану хватило секунды, чтоб оценить, и ситизьен мгновенно исчез в нагрудном кармане его темно-голубой форменной безрукавке с жирной полосой грязи на воротнике.
– Между прочим, именные, – угрюмо предупредил Мышкин. – С дарственной надписью. Там имя и фамилия.
Денежкин кивнул: он принял к сведению.
Мышкин глубоко вздохнул, решив, что с потерей часов у него появились какие-то права или хотя бы послабления.
– А теперь скажите честно, мужики, – заговорил он. – Зачем меня взяли? Зачем выдумали про убийство? Почему правду не сказали? Я ведь и так согласился с вами ехать. Сначала…
Денежкин обернулся на четверть оборота и брезгливо спросил:
– На хрен ты мне нужен!
– Тогда тем более: зачем забрали?
– Потому что ты – убийца, – равнодушным и оттого особенно страшным тоном ответил капитан. Ты убил молодую красивую бабу. Сработал на доверии. Зачем ты ее убил, а, мужик?
Мышкин не ответил, потому что лицо капитана Денежкина скукожилось и поплыло куда-то вбок. Поплыла, теряя очертания, и физиономия сержанта Бандеры. При этом она несколько раз изменилась, словно пластилиновая, и из человеческой превратилась в собачью морду африканского павиана. «Ну, теперь хоть ясно, кто они на самом деле, – успокоился Мышкин. – Недолго же они притворялись людьми, к тому же полицейскими…»
И словно в подтверждение, водитель растаял в воздухе, превратившись в тонкое облачко дыма, тотчас сдутое встречным ветром. Теперь форд с ревом летел по набережной самостоятельно, но, тем менее, – с большим мастерством. Где надо, форд притормаживал и снова прыгал вперед, потом круто завернул вправо на Литейный и сейчас же влево – на Шпалерную и резко затормозил у подъезда Большого дома [51] .
Тут в грудь Мышкину кто-то вонзил железный кол, и, благодаря боли, Мышкин обо всем догадался: «Ну, конечно же… Сейчас проснусь. Или через секунду. Нет, через пять».
Но он не проснулся ни через пять, ни через двадцать секунд.
– Или сразу в СИЗО? – спросил водитель; он, оказывается, никуда не исчез.
– Пока здесь, – ответил Денежкин и крикнул Мышкину: – Станция! Пассажир, вылезай!
Мышкин не шевельнулся. Он снова ничего не видел вокруг и не слышал. И даже не почувствовал, как его вытащили из машины, подхватили с двух сторон и поволокли к подъезду.
Здесь его, как столб, прислонили к стене, окрашенной серой масляной краской. Пока капитан объяснялся с часовым, Мышкин почувствовал свои ноги и стал на них тверже. Потом его, все еще ослепшего и оглохшего, повели по широкой лестнице с серыми гранитными ступенями и перилами на пузатых гипсовых балясинах. Провели мимо громадной мраморной доске с высеченными золотом именами и званиями погибших сотрудников. Старый скрипучий лифт доставил их на четвертый этаж, и Мышкин очутился в длинном, с полкилометра, коридоре с черной лентой ковролина на полу. Все это он уже скоро вспомнит и восстановит в памяти до мельчайших подробностей, а сейчас он только чувствовал, что из глаз по щекам медленно стекает что-то соленое, напоминающее вкусом физиологический раствор. Он стекал с лица и капал на грудь и на пол, но это был не физраствор, а что это было – Мышкин никак не мог вспомнить, но был уверен, что когда-то знал, что за жидкость, откуда берется и при каких условиях диссимилируется. А если знал, то, значит, непременно вспомнит, и волноваться не о чем. И как только Дмитрий Евграфович успокоился, к нему немедленно вернулись зрение и слух.
Остановились у двери со стеклянной табличкой: «Ст. дознаватель Шарыгин А.И.».
– Стоять и ждать! – скомандовал Денежкин. – Не вздумай дергаться. Через пост не пройдешь. Мониторы через каждые три метра. Два шага отсюда – попытка к бегству. Я предупреждал: сержант Бандера любит это дело.