Читать «Король живет в интернате» онлайн - страница 9

Между прочим, это от Евгении Константиновны три года назад он впервые узнал, что его мать Ирина Федоровна — не родная ему.

Неизвестно, зачем она тогда сказала об этом. Лучше бы он ничего не знал. Как раз с тех пор начались всякие неприятности, и он, как часто говорит мать, «совсем отбился от рук». В пятом классе остался на второй год… Да, не надо было Евгении Константиновне говорить об этом. А она сказала. Это в воскресенье было. Он спускался по лестнице злющий-презлющий. Накануне получил двойку по русскому языку, и мать потребовала: если он самостоятельно, без нее, ленится готовить уроки, то пусть сидит и делает домашнее задание в выходной день. Он пообещал сделать. Да только пообещал: как завалился с интересной книжкой на диван, так до обеда и не оторвался. В обед мать попросила показать, как выполнил задание. Он махнул рукой: дескать, не успел приготовить, вечером сделает. А сейчас ему некогда пойдет в кино, потому что договорился с ребятами идти смотреть новый фильм. Ирина Федоровна рассердилась:

— Денег не получишь! Сиди и делай уроки!

Он стал уговаривать ее. Она — на своем: садись за уроки! Ну и он рассердился — схватил шапку и хлопнул дверью. Спускается по лестнице, а навстречу — Евгения Константиновна. Остановила его и спрашивает:

— Ты чего такой бука?

Андрей хотел пройти мимо, а она — опять, ласково так, участливо:

— Обидел кто-нибудь?

Тогда и сказал, что собрался идти с ребятами в кино, а мать денег не дает. Она раскрыла черную замшевую сумочку и вынула две монетки.

— Хватит?

Он начал было отнекиваться, а она улыбнулась, подморгнула большими своими глазами с бархатными ресницами и сунула деньги в его карман.

— Глупышка. От денег не надо отказываться.

— Спасибо, — покраснев, пробормотал Андрей.

Она потрепала надушенными пальцами его по щеке и добавила:

— А на мать не обижайся. Что от нее требовать! Если бы родная была…

Андрей глаза вытаращил.

— А ты разве не знал? Бедненький. Да, сиротка ты. Она взяла тебя в Доме ребенка еще совсем маленьким. Ты, разумеется, не можешь помнить…

В этой неожиданно открывшейся новости его больше всего поразило и обидело то, что он ничего не знал о своем прошлом, что мать все эти годы скрывала от него правду. Переживая и мучаясь в одиночку, он несколько дней не говорил матери об этом ни слова, ни о чем не спрашивал. Но стал груб с ней, нарочно не выполнял никаких ее просьб. Ирина Федоровна не могла понять, что с ним творится. Начинала ругать — он становился еще грубей. Пробовала подойти с лаской — он лишь пренебрежительно усмехался. А когда однажды, вконец выведенная из себя, она за что-то начала отчитывать его, он зло оборвал:

— Не кричи на меня! Не имеешь права! Ты мне вовсе не мать!

Это будто громом сразило Ирину Федоровну. На неделю слегла в постель. А он с тех пор «отбился от рук».

Зато с Евгенией Константиновной, наоборот, подружился. При встречах она улыбалась ему, а по утрам, поливая на балконе цветы, приветливо говорила: «Доброе утро!» Иногда приглашала даже к себе. У них в квартире хорошо. Красивая мебель, ковры, телевизор, радиола, много разных книг и журналов. Бывало, она угощала его фруктами, а иной раз, выходя из спальни в новом платье, говорила, словно рассуждая сама с собой: