Читать «Сахаров В. Тропы Трояна.» онлайн - страница 94

Великий князь Изяслав Мстиславич проснулся еще до рассвета, и на это была веская причина. Сегодня ему предстоял особый день, который должен был войти в историю, потому что его войско, наконец-то, зажало ненавистного Юрия Долгорукого и презренного Святослава Ольговича в угол. Противники Изяслава не ожидали от него стремительности и собирали свои полки в укрепленном городке Москва, который вот уже третий год они использовали как опору для набегов на Чернигов и Рязань. Полки киевлян, черных клобуков, дружины союзных Изяславу князей и отряды бояр, подошли к вражескому лагерю неожиданно, и деваться суздальцам было некуда, поскольку с одной стороны находилась река Москва, с другой впадающая в нее болотистая Неглимна, а с третьей войска великого князя. Вот и получалось, что они оказались в треугольнике, выбраться из которого было невозможно. Разве только пойти на прорыв. Но у великого князя девятнадцать тысяч готовых к бою воинов против восьми вражеских, а Долгорукий, опытный военачальник и политик, который, возможно, надеется на переговоры (ранее так уже случалось, что Изяслав отпускал своего противника), поэтому войско не бросит. Ну и, кроме того, преданные великому князю люди из окружения Гюрги доложили Изяславу, что владетель Суздаля уже не тот, что прежде. Он разочаровался в своих союзниках и ромеях, а недавняя гибель любимого сына Андрея, попавшего во время штурма Твери под венедский меч, надломила этого некогда сильного человека, и он впал в глубокую тоску. Все это не могло не радовать великого князя. Однако вместе с тем, на душе у него было неспокойно. Подспудно Изяслав Мстиславич ожидал какой-то ловушки и до конца не верил в свой успех, ибо слишком сильными были противники, которые неоднократно заставляли его отступить. Поэтому последние двое суток лучшие разведчики киевской дружины и черные клобуки обшаривали местность вокруг великокняжеского войска и выискивали засаду. Да вот только ее не было. Долгорукий и Ольгович попались, и воеводы Изяслава, как один, дружно предсказывали ему победу. “По-бе-да, – лежа на узкой походной кровати, прокатил это слово на языке великий князь. – Заманчивая, пленительная, желанная и долгожданная. Вот она, совсем рядышком. Только руку протяни, отдай приказ, и верные воины разобьют врагов, после чего большая часть Руси станет вотчиной моей семьи, а я предстану пред всем миром первым русским царем. Не каганом, как Святослав или Олег, и не великим князем, как мои предшественники, а именно царем”. – Княже, – рядом с шатром остановился боярин Ерофей, старый вояка и пестун Изяслава, который всегда был при нем, – ты спишь? – Нет, – ответил великий князь, сладко потягиваясь на своем ложе, и спросил: – А что, уже утро? – Да, княже. Воины готовятся к битве. – Выхожу. Изяслав Мстиславич поднялся и стал одеваться. Сам. Ибо новые веяния, которые пришли на Русь из Константинополя, когда знатного человека одевали два-три дармоеда из обслуги, ему не нравились. И пока он приводил себя в порядок, а затем облачался в подаренный ему киевскими ремесленниками дорогой панцирь, великий князь еще раз прокрутил в голове план предстоящего сражения. Ополченцы и дружинники, под прикрытием заранее сколоченных щитов и спешенных черных клобуков, двумя колоннами подходят к стенам Москвы. После этого они закидывают ров, надо сказать, глубокий и наполненный водой, а затем по лестницам начинают подъем на хлипкие стены. Одновременно с этим таран бьет в ворота, передовые отряды врываются в городок, а дальше все просто, грубая сила против другой силы. “Да, именно так все и случится”, – затягивая последние ремни на броне и проверяя остроту меча, подумал Изяслав, и вышел на свежий воздух. – Все готово? – цепким взглядом оглядывая воевод, спросил великий князь. – Полки выстроены, – слегка кивнув, ответил киевский боярин Микита Колыванов. – Мои батыры готовы сбить всякого, кто над тыном голову покажет, – вторил ему приземистый и слегка раскосый вождь черных клобуков Иван Кормушин, который по крови был больше печенегом, чем славянином. – Венгерские рыцари рвутся в бой! – вскинув руку, воскликнул горячий угорский тысячник Бэла Ваагир, под командой которого, после того как венгерский король отозвал большинство своих воинов на родину, оставалось всего шестьсот мечей. – Черниговцы, смоляне, переяславцы и северцы ждут указаний, – поморщившись, доложил совершенно седой и сгорбленный годами дядя Изяслава князь Вячеслав Владимирович, который считал, что великое княжение по праву принадлежит ему, и надеялся на то, что настанет срок и племянник отдаст ему Киев и уступит престол. – Воины моего народа рвутся отомстить Гюрги и Ольговичу за все обиды и разорение наших домов, – последним отозвался широкоплечий лесовик в медвежьей шкуре поверх доброй кольчуги, вождь смешавшегося с русичами прусского племени голядь Витовт Лютоверг. – Добро, – Изяслав кивнул и посмотрел на своего духовного наставника отца Иссидора, а далеком прошлом знатного бойца боярина Ратибора Коршика: – Помолись за нас, отче и благослови на ратный подвиг. Священнослужитель в черном подряснике, прихрамывая, подошел к Изяславу и, воздев в руках тяжелый деревянный крест, пробасил: – Отче наш, иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небесах, так и на земли. Хлеб наш насущный дай нам днесь; и оставь нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Даруй победу князю благоверному Изяславу и всему его воинству, ибо не о себе он думает, а о народе своем. Отец Иссидор отступил, а Изяслав посмотрел на солнце и мысленно произнес: “Перун, Сварог и Велес! Помогите одолеть врага, а я вас не забуду. Знаю, что нет во мне той твердости, что была у первых Рюриковичей. Но я все равно не сдаюсь, иду по своему пути и стараюсь быть честным и справедливым, как вы и завещали нам, своим потомкам”. Одновременно с князем на небеса посмотрело не менее половины воевод, но продолжалось это недолго, так как Изяслав отдал первое распоряжение: – Впереди пойдут угры и половина моей дружины – они слева, от Москвы-реки до дороги. А так же смоляне и северцы с черниговцами – они справа, от дороги и до Негллимны. Черные клобуки прикрывают. Остальным отрядам быть готовыми. Расстановка сил удивила воевод, ибо они понимали, что первая атакующая волна понесет самые большие потери, а значит, великий князь пошлет в авангард тех, кого ему не жалко, например, язычников. Однако Изяслав поступил иначе, и это заставило вояк крепко призадуматься. Впрочем, великому князю никто не возразил, а он сам подумал о том, что воины из племени голядь ему еще пригодятся, когда придется выполнять свою часть договора с венедами и давать послабление родовым культам. Но мысли Изяслава остались при нем, и вскоре, выбрав удобную позицию для наблюдения за ходом боя, будущий царь стал рассматривать Москву, которая со вчерашнего вечера ничуть не изменилась. Дорога, ров, стены и на них сотни вражеских воинов, которые были готовы встретить его войско стрелами, сулицами, камнями, деревянными чурками, смолой и кипятком. – Княже, – рядом с Изяславом остановился Ерофей, – может, поешь? Полководец хотел ответить отказом, мол, не до того, видишь, полки выдвигаются. Но желудок требовательно заурчал, и он согласно мотнул головой: – Давай Ерофей, только без изысков. – Понятно, мы ведь на войне. В голосе старого боярина, который некогда заставлял своего воспитанника, подобно степнякам, есть сырое и слегка подвяленное мясо из-под седла, как это делал князь Святослав Игоревич, была усмешка. От этого Изяславу стало как-то спокойней, и он еле заметно улыбнулся. Ерофей передал ему сверток и, поджав под себя ноги, великий князь присел на заботливо расстеленную попону. Вареная уточка, сало, лучок и хлеб. Простая и незатейливая снедь. Сильные мозолистые руки Изяслава разорвали мясо на куски и, не глядя, он стал закидывать его в рот. Ну, а глаза великого князя в это самое время наблюдали за полками. Тысячи воинов выстроились в две штурмовые колонны. В левую вошли угры и дружинники князя. В основном бронированные сотни из лучших воинов, и на них была главная надежда. Ну, а в правую отправились те, на кого положиться можно было лишь отчасти. Черниговцы, чьи князья Давыдовичи пару раз самостоятельно замирялись с Долгоруким. Да смоляне с северцами, среди которых было немало тайных сторонников Святослава Ольговича, который некоторое время правил в их княжестве. Позади встали черные клобуки, которые были готовы засыпать стены укрепленного городка стрелами. И когда ударная группа сформировалась, великий князь взмахнул рукой. Начали! Пропели свою протяжную песню сигнальные трубы и ударили барабаны, которые стали задавать войску великого князя шаг. Вздрогнула земля, и потекли полки в сторону убежища врагов Изяслава Мстиславича. Ну, а он продолжал завтракать и доел утку как раз в тот момент, когда начались основные действия. Со стен Москвы полетели первые стрелы, и великий князь встал. Черные клобуки, которых было почти три тысячи, ответили противнику, и на краткий миг над землей повисла тень. Снаряды с обеих сторон стали поражать людей, но атакующих было гораздо больше, и стрелы преданных Изяславу степняков заставили защитников городка спрятаться за стенами. Залп! Другой! Третий! Тысячи белооперенных стрел летели в городок, и великий князь решил, что сильного сопротивления не будет. Однако в этой мелочи он ошибся. Лишь только его воины стали заваливать ров и вскинули штурмовые лестницы, а таран, добротное сооружение с крышей, подкатился к воротам, как сверху полетели бревна и тяжелые пеньки, а затем полилась раскаленная смола. Дикие крики искалеченных и обожженных людей доносились даже до того места, где находился великий князь, а затем, несмотря на поддержку стрелков, правая колонна стала откатываться от стен. “Что же, это было ожидаемо”, – несколько равнодушно подумал великий князь и приказал воеводам остановить беглецов и усилить их переяславцами, а сам сосредоточил свое внимание на левом фланге. Дружинники князя, лучшие воины на Руси (великий князь по умолчанию самый богатый, сильный и уважаемый простым народом Рюрикович), а вместе с ними угры, действовали быстро и четко. Они миновали ров, и первые воины уже рубились на стенах. Правда, толком закрепиться у них пока нигде не получалось, но их напор был силен, и они не отступали. Еще немного и дружинники должны были прорваться, но их тоже требовалось поддержать, и полководец направил к ним часть киевлян. Полки уплотнились. Ворота городка были выбиты, и напор воинов великого князя, которые быстро взяли стены, стал сильнее. Сопротивление оборонявшихся было надломлено и они стали отступать. Однако неожиданно что-то резко изменилось. Изяслав Мстиславич заметил, что его отряды, которые вроде бы уже как добились перевеса в сражении, снова стали отходить назад. Он не понимал, что происходит, и тут к нему примчался посыльный, который доложил, что Гюрги и Святослав, сидевшие в обороне, всеми своими силами, во главе белозерских латников, пошли на прорыв. Слова гонца подтвердились. Вслед за отступающими полками великого князя из городка вылетела конница Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича, и всадники рубили бойцов Изяслава без всякой жалости. Они смяли угров и нестойких черниговцев, которые оказались перед воротами, немного запнулись на черных клобуках и киевлянах, а затем, не обращая внимания на резню в городке, рванули в сторону ставки великого князя. Бронированная конная масса в пять-шесть сотен неслась на него и будь Изяслав малоопытным военачальником, то, несомненно, растерялся бы и потерпел поражение. Однако великий князь опыт имел и сохранил самообладание. Поэтому он вовремя кинул навстречу противнику резервы и велел подать ему боевого коня, после чего, вместе со своей Старшей дружиной помчался на врагов и напрасно ближние люди пытались его остановить. Изяслав рвался в бой, и он его получил. Удар! Безумный грохот металла. Шум. Крики и ржание лошадей. Два сильных отряда столкнулись в поле между городком и лагерем киевлян, и на какое-то время глаза Изяслава подернулись кровавой пеленой. Копья дружинников разлетались в щепки. Мечи вонзались в тела людей. Злые жеребцы кусали друг друга, а выбитые из седел всадники валились наземь, прямо под их кованые копыта. Людская кровь лилась рекой, и сам не понимая, что он кричит, великий князь рубился словно безумный. Его меч кромсал врагов и сносил головы. Он вертелся, крутился и подмечал все, что было вокруг него, но совершенно потерял счет времени. Боевое безумие захлестнуло его, и очнулся он лишь тогда, когда увидел перед собой Юрия Владимировича Долгорукого, который, несмотря на свой почтенный возраст, все еще крепко держался в седле. На краткий миг для двух непримиримых соперников все замерло. Они находились на поле битвы, но она не касалась их. Воины рубились, не обращая на двух князей никакого внимания, и они, окатив друг друга злыми взглядами, вскинули мечи и начали свой собственный поединок. Рюриковичи съехались, и клинки князей скрестились. Размен стремительными ударами и всадники разлетелись в стороны. Разворот. Снова на врага и более молодой Изяслав, привстав на стременах, опустил верный булатный клинок на Юрия. Однако Долгорукий не ослаб, хотя годы и брали свое. Он подставил под удар щит. Скрежет и треск. Щит Гюрги лопнул, и он сбросил его с руки, а затем попытался вонзить свой клинок в горло Изяслава. Мимо! Великий князь уклонился и закружился подле суздальского владетеля. – Дзан-г! Дзан-г! – звенела сталь, и соленый пот вперемешку с кровью застилал глаза соперников. Но вскоре Изяслав изловчился, ловко перегнулся с седла и все же достал бедро Долгорукого. Клинок вспорол кольчужные чулки и добрался до мяса. Рывок! Кровь потекла по ноге Гюрги и он вскрикнул от боли. Затем Долгорукий попытался оторваться от Изяслава, и этого у него получилось. Он выскочил из конной схватки. Но бьющихся в поле конников к этому времени уже окружили киевляне и воины из племени голядь, и конь князя Юрия Владимировича налетел на рогатину одного из пеших бойцов. Далее он с хрипом завалился наземь, а Гюрги начали бить ослопами (дубинами) и когда к нему подоспел Изяслав Мстиславич, то князь уже не дышал, а тело его представляло из себя сплющенный кусок из костей, мяса и брони. При виде мертвого врага боевое безумие окончательно оставило Изяслава, и он выкрикнул: – Всем назад! Отойти! В измазанном кровью воине трудно было узнать великого князя, но его признали, и язычники отступили от мертвеца. Ну, а Изяслав Мстиславич слез с коня и, передав повод одному из подскочивших дружинников, приблизился к Долгорукому и склонился над ним. Юрий Владимирович не дышал. На его разбитом лице зияли наполнявшиеся кровью дырки и, глядя на искромсанное тело, великий князь тяжко вздохнул, и задумался. Он вспоминал молодость, когда он и Гюрги еще не были врагами, совместные походы в степь и планы о том, как обустроить Русь, чтобы всем, кто живет в ее пределах, было вольно и спокойно. Думал ли он тогда о таком вот конце? Нет. Конечно же, не думал. И на краткий миг душу великого князя заполнила великая печаль. Впрочем, он был не сам по себе, и тосковать ему не дали. – Княже, – на плечо Изяслава легла крепкая рука Микиты Колыванова, – Москву взяли. Суздальцы и владимирцы сдаются и надеются на твою милость, а дружинники Святослава и Гюрги почти все полегли. – Что с Ольговичем? – не оборачиваясь, спросил Изяслав. – Где он? Вырвался? – Нет. Погиб, рядышком совсем. – Ну и ладно. Это все? Воевода убрал руку и замялся, а затем выдавил из себя: – Вместе с пленными епископ Мануил Смоленский. – И что мне с этого ромея? – Он прилюдно проклинает тебя, великий князь. – Так заткните ему рот. Изяслав посмотрел в глаза Колыванова, а тот пожал плечами: – Но это же духовная особа. – Тогда отделите его от воинов. – Понял. Будет исполнено. Воевода направился в городок, а великий князь вернулся в свой шатер, привел себя в порядок, а потом, уже вечером, собрал военный совет. На нем было решено часть воинов, преимущественно черных клобуков и переяславцев, отправить обратно в Киев, к которому подходили войска Владимирко Володаревича Галицкого, а всем остальным полкам предстояло продолжить поход и взять Владимир и Суздаль, а затем повернуть на Переялавль-Залесский и Ростов, под которым стояли отряды венедов и новгородцев. План был прост, следовало прижать сыновей Гюрги и остатки Ольговичей, и поставить во враждебных городах свои гарнизоны. Это было правильно, и воеводы расходились удовлетворенными. Однако одного из них великий князь оставил для доверительной беседы. – Ты что-то хочешь от меня, великий князь? – спросил Изяслава вождь Витовт Лютоверг. – Да, – Рюрикович кивнул и встал перед язычником: – У тебя есть надежные воины, которые могут хранить тайну? – Конечно. В голосе лесовика была уверенность в себе и своих соплеменниках. Это понравилось великому князю, и он сказал: – Сегодня ночью надо убрать одного человека. Придушить. Тихо. Спокойно и незаметно. – И кто это? – Епископ Мануил. – А почему это не могут сделать твои дружинники? – Думаю, что проболтаются, ведь епископ не простой человек. – Ясно. Сделаем. Лютоверг покинул великого князя, и ночь в войске великого князя прошла относительно спокойно. Стонали раненные, молились священники, ржали покалеченные кони, коих никто не желал добивать, и похоронные команды закапывали убитых. Все это было, само собой. Но в целом время до рассвета пролетело мирно, люди отдохнули, и только новость о внезапной кончине епископа Мануила немного встревожила воинов. Однако смертей в лагере было более чем достаточно, поэтому про священнослужителя вскоре забыли, а в полдень войско разделилось. Черные клобуки и отряды переяславского ополчения начали марш в сторону столицы, а основное войско великого князя пошло на Владимир и спустя сутки столкнулось с полками князя Глеба Юрьевича Долгорукого. Четвертый сын Гюрги торопился в Москву, на соединение с отцом. Вместе с ним было три с половиной тысячи воинов, и неожиданно он оказался перед десятитысячным войском Изяслава. Отступить он не успел и стал готовиться к сражению. Но оно не произошло. К нему выехали плененные киевлянами суздальские бояре, и от них Глеб узнал, что все потеряно и отец погиб. Сопротивляться было бесполезно, и Долгорукий признал свое поражение, а затем дал Изяславу Мстиславичу клятву на верность, и на этом гражданская война в северо-восточных пределах Киевской Руси была окончена. После этого в крупных городах Суздальского княжества, от Владимира до далекого Великого Устюга, встали гарнизоны из новгородцев и киевлян. Затем, по совету венедов, про которых Изяслав никогда не забывал, самое крупное после Новгорода русское княжество было поделено на семь частей: Югра, Белоозеро, Ростов, Переяславль-Залесский, Тверь, Владимир и Суздаль. Ну, а далее эти владения были распределены между наследниками Гюрги. Самые жирные куски, Суздаль и Владимир, как водится, достались старшим детям, Ростиславу Юрьевичу и Глебу Юрьевичу. Тверь отошла Борису Юрьевичу, а остальным деткам, чья мать гречанка пыталась вывезти их в Константинополь, Василько и Мстиславу Юрьевичам, досталось в кормление Белоозеро. Что же касается других земель, Югры, Ростова и Переяславля-Залесского, то они перешли во владение великого князя и стали управляться его наместниками. Вот такими были итоги битвы под Москвой, и не все получилось так, как того желал Изяслав Мстиславич. Конечно, в идеале он хотел забрать под себя все. Но до царского венца было еще далеко. Поэтому Изяславу приходилось постоянно оглядываться на других Рюриковичей и прислушиваться к их мнению. Впрочем, великий князь считал, что это временно и не расстраивался, ибо жить собирался долго, и планов на будущее у него имелось очень много.