Читать «Сахаров В. Тропы Трояна.» онлайн - страница 52

– За славную победу и великого князя Изяслава Мстиславича! Здравия нашему князю и долгих лет жизни! Один из придворных лизоблюдов киевского правителя поднял наполненный вином серебряный кубок и провозгласил здравицу. После чего все приглашенные на пир по случаю возвращения Изяслава из похода мужчины подняли свои кубки, и под сводами великокняжеского терема пронеслось: – За победу! – Долгие лета! – Слава князю! Выпили, и я посмотрел на сидящего во главе стола великого князя, который был хмур и невесел. Хм! Это и понятно. Какая там славная победа? Полный пшик и несколько тысяч убитых со стороны Изяслава и столько же потеряли суздальцы Гюрги Долгорукого, а затем скорое возвращение обратно в стольный град. Союзники отступили или ограничились демонстрацией. Цели летней военной кампании не достигнуты. Положение Изяслава Мстиславича резко ухудшилось. Ну, а когда он, опережая свое войско, въехал в Киев, то здесь его ожидал целый ряд пренеприятных известий. Ромейское посольство вырезано и уцелело всего несколько человек (гонцов в другие города), да спафарий Андроник Вран. И хотя виновниками злодеяния назывались рыцари-латиняне, которые были объявлены в розыск, император Мануил мог в это не поверить, а значит, возможны сложности с Восточной Римской империй. А помимо того в самом городе неспокойно. Киевские купцы и наиболее уважаемые люди получили в свои руки переписку тысяцкого Митрофана Кобылина с ромеями, и выяснилось, что городской глава, фактически мэр, сливал иностранцам информацию по торговле и давал им льготы, каких не было у местных. В связи с этим возмущенная общественность собрала черный люд, блокировала подворье Кобылина и заставила его еще до приезда великого князя сложить свои полномочия. Такие вот дела. Невеселые. И это только начало, ибо неизвестные люди подкинули Изяславу Мстиславичу переписку протопопа Исаака Комита с его агентурой, и это новая забота. Придется теперь великому князю выискивать крамолу среди доверенных лиц, одергивать зарвавшихся Рюриковичей и как-то разбираться с епископами. Все одно к одному, и это в то время, когда продолжается война с Гюрги, со степи на Переяславль лезут половцы, которые временно отступили, а в Туровское княжество, где сидит старший сын Изяслава, проникают диверсанты из Галича. Поэтому, лишь примерно представляя себе, что творится в голове великого князя, я могу с уверенностью сказать, что сейчас ему не до пира и мыслями он где-то очень далеко. Сочувствую ему. Но он сам свою дорогу по жизни выбрал. Захотел стать самым главным на Руси и стал, а теперь огребает по полной. Это судьба. Моя ладонь протянулась к копченому окороку. Взял кусок и впился в него зубами. Вкусно и сытно. Зубы пережевывают мясо, а глаза скользят по лицам людей, которые находятся напротив. Большинство из них воеводы великого князя, с которыми мне сталкиваться не доводилось, но пару человек я знал. Вот боярин Федор Брагин, полноватый брюнет с крепкими мужицкими руками. Хороший вояка и неплохой мечник, в прошлом сын простого огнищанина, который выбрался из лесов и дослужился до начальника городской стражи в городе Киеве. Должность немалая и доходная. Молодец, боярин, а если не растеряется, а он мужик головастый, то быть ему тысяцким вместо Кобылина. Для меня это хорошо, ибо общие интересы у нас уже имеются. Так что поддержку ему окажу, и если боярину понадобятся деньги на проставу народным массам, по факту на предвыборную кампанию, то серебро ему, конечно же, ссужу. Причем без процентов, чай не ростовщик. Рядом с Брагиным сидит невеселый и осунувшийся Андроник Вран. Он уверен, что убийство Исаака и посольских работников дело рук паладинов. Благо, доказательств хватает, и трупы латинян, в тела которых перед нашим уходом разведчики вонзили ромейское оружие, спафарий лично видел. А значит, как только откроется путь по Днепру в Черное море, его доклад полетит в Константинополь. Ну, а пока он устраивается на новом подворье. Приводит в порядок дела и тоскует. Впрочем, это не мешает ему гулять по городу, и очень часто Вран тайком задерживается в одном неприметном домике на окраине Киева. Живет там одна девица-красавица из купеческой семьи и, насколько я понял, у них с Андроником все серьезно. Вот оно слабое место молодого императорского посла, на которое можно надавить, и я, если понадобится, стесняться не стану. Но это потом, а пока к девушке, которую зовут Любава, приставили ушлую бабушку-язычницу, которая за долю малую работает на Бравлина Осоку, и все, что знает подруга Врана, практически сразу становится известно нам. А поскольку ромей с толикой славянской крови делится с полюбовницей всеми своими мыслями, планами и намерениями, то можно сказать, что он под колпаком. Я налил себе меда. Сделал глоток и почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Обернулся и столкнулся со взглядом великого князя. Матерый человечище и в его глазах я прочел многое. Изяслав знал, что уничтожение ромеев моих рук дело. Ведь он наверняка уже успел пообщаться с митрополитом Климентом и своими шпионами. Так что после пира меня, скорее всего, пригласят в его покои. Что же, я к этому готов. Поговорим откровенно, а затем можно будет отправляться в степи. Скачок туда и возвращение в Киев, а затем грузимся на драккары и уходим в Новгород. Великий князь отвернулся, и я снова уткнулся в кубок. Хорош медок, но коварен. Голова соображает, а ноги, словно ватные, а потому пока стоп. Чутка выпил, уважил хозяина, который пригласил меня за свой стол, и хватит. Тем временем гости запели. Затем были приглашены гусляры, не седые деды, как в былинах, а среднего роста мужички, которые довольно таки ладно и складно спели несколько боевых песен о походах славных Рюриковичей в Хазарию и на Царьград. После этого народ вновь выпил. Опять пошли здравицы, и так пролетело три часа... Пришла пора расходиться и меня, как я и ожидал, попросили остаться. Не проблема. Последовал за слугой и оказался в оружейной комнате великого князя. Я был один и стал прохаживаться вдоль стен, да рассматривать клинки и кинжалы. Степные кончары и сабли, прямые азиатские мечи и похожие на них изделия из Европы, клинки киевлян и новгородцев, топоры и шестоперы, кинжалы метательные и для пешего боя. Разнообразие коллекции поражало, и я погладил ладонью один из боевых булатных клинков, судя по рунам у гарды, шведской работы. Покрытая узорами сталь приятно охладила кожу, и в этот момент за своей спиной я услышал голос Изяслава Мстиславича: – Этот клинок принадлежал моему отцу. – Хороший меч, – я отпустил клинок и спросил князя: – Интересно, а кто его сделал? – Это неизвестно, – князь, который уже скинул парадно-выходной красный плащ, пожал плечами. – Он добыл его где-то на севере, снял с тела павшего в бою викинга, когда ездил свататься к моей матери, а затем оставил себе. – Изяслав взял паузу, еле заметно улыбнулся и сказал: – Знаешь, Вадим Сокол, когда я вернулся в Киев и поговорил с митрополитом, то первым моим желанием было казнить тебя, больно ты хитер и ловок. Но потом я подумал, что спешить не стоит, а сейчас думаю, что тебя мне сам Бог послал. “Было бы забавно, если бы Господь Яхве прислал на помощь христианам ведуна”, – подумал я, и поинтересовался у Изяслава: – И что же хорошего в моем появлении лично для тебя, великий князь? – Ты убрал послов императора. Кроваво и неожиданно. Мне это на руку, хотя сам бы я на такое никогда не решился. Ты укрепил митрополита в мысли, что нам, русичам, необходимо идти своей дорогой, которая не будет пересекаться с ромеями. Ты передал мне письма покойного Исаака Комита и организовал смещение тысяцкого Кобылина, коему я верил. За все это тебе моя благодарность. – Я не трогал ромеев, великий князь, – сразу обозначил я свою позицию. – Ну да, ну да, – усмехнулся Изяслав. – Кто же в этом признается? Нет таких умников, чтобы объявлять о подобных деяниях. Но я знаю истину, ибо не у тебя одного голова на плечах. Впрочем, я позвал тебя не ради восхвалений. Давай поговорим о делах. – Не против. Можно и поговорить, княже. Изяслав молча указал на широкую лавку у стены. Мы присели и он, вопросительно кивнув, сказал: – Говори, ведун, что у тебя на душе. Все как есть, без утайки. Чего ты хочешь от меня и что можешь предложить? Властитель есть властитель. Прежде всего, он думает о государстве и своих потомках, которым хочет передать бразды правления и накопленные богатства. Поэтому религия Изяслава Мстиславича интересовала слабо, только как инструмент. По большому счету, как и большинству Рюриковичей, ему все равно, какому богу молиться, а значит, вопрос христианства можно было задеть мимоходом, а основной упор нужно делать на возвышении его семейства. Для меня это аксиома и я начал разговор: – Великий князь, поверь, я думаю о Руси не меньше, чем о Венедии. У меня две родины и одна из них здесь, в землях русичей. Так сложилось, что я оказался среди варягов, прижился, разбогател, приобрел некоторое влияние и стал основателем собственного города. Я достиг, чего хотел и о чем мечтал. Однако я понимаю, что в будущем, если его не изменить, двум братским народам, венедскому и русскому, придется схлестнуться в кровавой сече, которая ослабит нас на радость общим врагам, что западным, что восточным, без разницы. Поэтому я оказался здесь, в Киеве. После чего стал присматриваться к Рюриковичам и, в конце концов, решил, что если с кем-то и вести разговор, то лишь с тобой, Изяслав Мстиславич. – Это потому, что я в ссоре с патриархом Николаем и императором Мануилом? – Не только. Вопрос веры значение имеет, само собой. Но превыше всего личность. Ты, княже, не стесняешься называть себя царем, ибо помнишь, как Олег Вещий, Игорь и его сын Святослав гордо именовали себя каганами. Ты не страшишься трудностей и упрямо гнешь свою линию. Ты способен объединить Русь и отринуть лествичное право, которое изжило себя. Ты способен принять перемены, а главное, готов к ним. – Красивые слова говоришь, Вадим Сокол. Это приятно. Однако меня на мякине не проведешь. Чего именно ты хочешь? – Союза Венедии и Руси, которой будет править один царь. – И как ты это видишь? – Русь, в первую очередь, Киев, окончательно отпадает от Константинополя. Русская церковь проводит некоторую реформу и дает исконно славянским ведическим культам разрешение на восстановление своих храмов и свободу вероисповедания. Ты, княже, провозглашаешь себя царем и назначаешь наследника, который станет твоим преемником. Пока этого достаточно, а взамен Венедия признает тебя государем Всея Руси и окажет помощь в борьбе с недругами, как внешними, так и внутренними. – Сокол, ты же говорил, что сам по себе. – Да, это так. Но я смогу добиться того, о чем говорю. Сейчас, сам понимаешь, княже, это всего лишь разговор. С кондачка такие дела не вершатся. Мы с тобой говорили. Потом я с митрополитом пообщался. Сегодня снова все обсуждаем. Ну, а со временем появится договор. – Когда? – Если ты готов принять мои предложения, то уже в следующем году я привезу бумагу и большое посольство из волхвов и венедских князей. Но я знаю, что при всем твоем желании, раньше чем через два-три года ты ничего не сделаешь. Так что давай рассуждать как разумные люди. Договор подпишем через три года. – Да уж, три года... – протянул Изяслав Мстиславич. – Тут бы пару лет продержаться, а ты в такую даль заглядываешь. Впрочем, все в руке Божьей. Мне твои речи по душе и митрополиту они нравятся, так что давай попробуем что-то сделать. Пока я подумаю над твоими словами и посовещаюсь с близкими людьми. Ну, а прямо сейчас я хочу знать, чем именно ослабленная жестокой войной Венедия сможет мне помочь. – Мы пришлем витязей и дружины вольных варягов. Это несколько тысяч воинов и пара сотен ведунов, которые в состоянии разгромить войско Долгорукого и помочь тебе удержать престол. – На чужих клинках царский трон долго не продержится. – Почему чужих? У тебя в дружине половина воинов с варяжскими корнями и никто их чужаками не считает. А рядом с ними черные клобуки, язычники из племени голядь, половцы и угры. Все они за великого князя, и переяславцы с киевлянами тебя любят и уважают. – Это так. Но Переславль и Киев не вся Русь. – Но это немалая ее часть. И если считать, кто за тебя встанет, то это не только два княжества, но и другие. В Туровском твой сын правит. В Новгороде-Северском и Смоленске великокняжеские наместники выше местных князей садятся. В Полоцке у тебя зять, которого можно приструнить, дабы он сторону Долгорукого не принял. В Новгороде брат, а помимо него там союзные венедам посадники. В Рязани за тебя князья горой стоят. Это ли не Русь? Она самая, матушка. Ну, а с остальными можно разобраться. Черниговцы ненадежны, но если их прижать, то не сбегут. В Муроме, Владимире и Суздале князь Гюрги Долгорукий, но сообща мы разобьем его. На Волыни и в Галиче ромейский вассал-перебежчик князь Владимирко, так его сместить недолго. – Эх, Вадим, много ты понимаешь, – Изяслав Мстиславич устало взмахнул рукой. – Ну, сместим того же самого Владимирко Володаревича. А кого на его место? – Наместника своего. – А как же остальные Рюриковичи, родня моя? – Пусть, как Иван Ростиславич Берладник, службу служат. Хорошо себя покажут, получат с царева плеча шубу и немного земельки, а плохо, к ногтю всех. – Вона как. – Да, именно так. Руси необходим царь, не по титулу, а по делам и полноте власти. Иначе не выстоим, либо Европа на Киев Крестовый поход двинет, либо ромейский император армию пришлет, либо со степи большая орда пожалует. Вот потому и говорю, что единый властитель нужен. Великий князь задумался. Крепко. И молчал он минут пять. После чего произнес: – Немедленного ответа не дам. Все же необходимо подумать. – Это твое право, великий князь. Я отправляюсь на север через четыре седьмицы, и хотел бы услышать твой ответ до отъезда. Пусть не окончательный, который все определит, а хотя бы предварительный. – Ты его получишь, Сокол. Ступай. Я отвесил великому князю поклон, оставил его одного и сам не заметил, как покинул детинец и оказался на улице ночного Киева. Рядом сразу появилась охрана – это привычно. После чего мы направились на базу, и пока шли в моей голове крутилось множество мыслей. Итак, кое-что сделано – у меня получилось растормошить Изяслава Мстиславича и теперь он будет думать, общаться с митрополитом, женой, родственниками и детьми. Ну и что же он надумает? Хм! Как уже не раз отмечалось, я не провидец и не пророк. Но просчитать киевского государя совсем не сложно. Ради возвышения своего рода он готов на очень многое – сие есть факт. И можно представить себе чашу весов. На одной стороне ненадежные родичи-Рюриковичи, расколовшаяся на два лагеря церковь, набирающий силу Долгорукий, получающий помощь от ромеев Владимирко Володаревич и временный титул великого князя, который Изяслав Мстиславич, скорее всего, потеряет в ближайшие годы. А на другой стороне союз с венедами, слава реформатора и собирателя земель, прикормленная РПЦ, титул царя, который можно передать сыновьям, и возможность давить всякое сопротивление на Руси, не как старший из русских князей, а как самодержец. Разница чувствуется? Сразу же. Так что никуда Изяслав Мстиславич от меня не денется, и если его не прирежут и не отравят, то быть ему первым русским царем, а я при нем и его детях стану тайным советником. Благо, выход на тропы Трояна получен и если в Зеландии или на Руяне будет найден портал, а он должен быть, то заживу я привольно и радостно. Захотел, вышел на магический путь и оказался в Полоцке. Новый заход, и в Киеве. Еще один, и нате вам, пожалуйста, степь широкая, да степь привольная. Кстати, насчет степей. Сегодня вечером должны прибыть черные клобуки, которые после отступления половцев идут из Макотина с пополнением, а Кулибин вместе с Поято Ратмировичем как раз заканчивает формирование обоза для гэрэев. Поэтому откладывать выступление не стоит, ибо скоро начнутся осенние дожди, так что в путь-дорогу я отправлюсь уже завтра, и путешествие продлится три недели, максимум, четыре, поскольку до реки Саксагань не так уж и далеко. Правда, нас будет задерживать обоз, но без него никак. В роду Гэрэй почти девятьсот душ, женщины, дети и старики, и всего четыре десятка вооруженных мужчин. Все они хотят кушать и ладно пока осень, и есть немного баранов, кобылиц и коров, а в реке рыба водится. Но вскоре придут холода и гэрэям конец, скотину под нож, сколько-то времени продержатся, а потом им придется либо в самостоятельный набег на соседей идти, либо помирать. В принципе, это одно и то же, ибо соседи у гэрэев сильные, и они задавят славный род. Значит, им нужна подпитка, и я степнякам ее дам и серебра не пожалею. Не стоит жалеть, поскольку Гэрэй отплатят верной службой, а потому припасы закуплены самые лучшие: мука и овес, крупы и сало, жиры и соль, мед и мясо. Они получат все это изобилие, а я возьму клятву со всего рода, оставлю на стоянке сотню клобуков под командованием Юрко Сероштана и дам гэрэям хорошее оружие. Затем к ним пригонят коней и привезут воинам доспехи. На месте портала, если он откроется, Сероштан построит острог, и под моим чутким руководством гэрэи будут копить силу, которую я смогу использовать для войны против Долгорукого и его степных родственников. Такой вот план. Не особо сложный и вполне реальный... Мысли, планы, расчеты, логические цепочки. В голове тугой клубок, который легко раскручивается и складывается в четкие схемы. И тут один из воинов резко толкает меня в сторону и кричит: – Берегись! Левая рука полусогнута. Падение. Перекат. Подъем и снова я на ногах. Швир-х! Клинок в руке, все чувства обостряются и глаза обшаривают темные переулки и заборы. Воин, который толкнул меня, получил сулицу в бок и заваливается на бок. Убийца метнул в меня дротик, и он попал бы, но охранник заметил тень и прикрыл меня. Слава богам, дружинник только ранен. Ну, а кто совершил на меня покушение, гадать не стоит. Я почувствовал паладина, который пытался удрать, и мои ноги понесли меня вслед за ним. – Сам разберусь! – выкрикнул я своим воинам, которые все равно не угонятся за нами. – Раненого на постоялый двор! Шума не поднимать! Меня услышали. Воины остались на месте, а я кинулся в погоню. Проулок и куча дров. Прыжок! Перемахнул. Дальше низкий забор. Новый прыжок. Есть! Сделано. Двор и собаки, которые скалятся и пытаются ухватить меня за ноги. Нет уж, вам, псам, не достать ведуна. Бегом! Двор позади и пустая улица. Впереди маячит тень быстро убегающего человека, и я его догоняю. Он слабее меня – это известно. Заемная сила темных больше не подпитывает паладина, а я, как и все мои сородичи, потомок богов, и сам определяю свою судьбу. Поэтому он теряет мощь, а Вадим Сокол, несмотря на Ночь Сварога, день ото дня крепнет. Тупик. Улица упирается в высокие ворота и с крыши ближнего домика на меня падает человек. Скачок в сторону. Паладин приземляется на ноги и в его руках оказывается меч. – Ты умрешь! – выкрикивает он на одном из испанских наречий, не иначе, потомок вестготов, и бросается на меня. – Только не сегодня, мил человек, – выдыхаю я на его родном языке и встречаю вражеский клинок своим. Мечи сталкиваются, и звенит металл. Толчок и рывок на врага. Он отшатнулся, и косой диагональный удар в голову испанца. Однако паладин отскакивает назад и становится в базовую стойку. Хороший боец и опытный. Вот только зря он против меня вышел, ибо не по зубам я ему. Ладно бы группа навалилась, шансы были бы. Но нет. Паладин одиночка и потому умрет. Шаг вперед. Противник отпрянул и, сделав полоборота влево, я нанес удар. Рыцарь парировал, и завертелась карусель мечного боя. Клинки посвистывают и звенят. Я слышу хрип моего врага, ощущаю его злость и убыстряю темп. Быстрее! Еще быстрее! Еще немного! И паладин не выдерживает. Вновь он отступает и пытается стать в позицию. Но я не даю ему времени. Нет, латинянин, ты найдешь свой конец именно здесь и именно сейчас. Нырок под оружие рыцаря. Острие меча смотрит на паладина. Выпад и клинок входит между ребер крестоносца. Сталь проникает в тело, режет мясо, калечит кости и вонзается в горячее сердце. Он дергается и пытается что-то сделать. Но на этом все. Конец для него и еще одна победа для меня. Хрип испанца. Коленом я упираюсь в грудь мертвеца и тяну на себя рукоять меча. Рывок! Он падает наземь, а я вытираю об его одежду окровавленный клинок и прислушиваюсь к окружающим меня звукам. Заливаются лаем сторожевые псы и во дворах шумят люди. Где-то бьют в медный гонг, а значит, вскоре здесь появятся стражники. Мне с ними встречаться не интересно, ни к чему привлекать к себе излишнее внимание, его хватает. Поэтому, еще раз прощупав окрестности ведовской сутью и, не обнаружив других паладинов, я скользнул в темноту и направился в сторону реки.