Читать «Самостоятельные люди. Исландский колокол» онлайн - страница 6

Но по мере того, как Ауста подрастает, мир Летней обители, мир отца становится для нее тесным. Она инстинктивно тянется к чему-то светлому, прекрасному, еще ею самой совершенно не осознанному. Мир красоты, поэзии и любви открывает перед ней несчастный бедняк учитель, который по просьбе Бьяртура появился в Летней обители для того, чтобы немного позаниматься с Аустой и ее младшими братьями. И вскоре в ней загорается какое-то странное чувство к учителю. Она даже не осознает, что же произошло, она помнит лишь, что «через нее прошел ток». «Почему человека вообще пронизывает ток? Это сама жизнь — и тут уже ничего не поделаешь, ведь ты же живая».

Известие о беременности дочери было тяжким ударом для Бьяртура, вернувшегося домой после длительной отлучки. И он тут же словно перечеркивает все, что его связывало с Аустой, его «цветочком», как он раньше любил ее называть. И он поступает так, как только и мог поступить человек с его характером, его принципами (вспомним: «лучшие люди совершают худшие поступки»). Ничего не спрашивая, ничего не выясняя, он бьет дочь по лицу и тут же изгоняет ее из дома.

Характерно для лакснессовского стиля описание этой сцены, одной из кульминационных в книге. Вся она занимает лишь несколько строчек — спокойные, почти бесстрастные слова о том, как Бьяртур, увидев дочь, ударил ее по щеке, сказал ей две короткие фразы и закрыл за нею дверь. Ни одним словом писатель не определяет своего отношения к происходящему, не дает никаких оценок действиям Бьяртура. Такое подчеркнуто сдержанное описание событий, насыщенных глубоким драматизмом, — типичная особенность лакснессовской манеры повествования, также роднящая его стиль со стилем саг, в которых всегда без Каких бы то ни было комментариев сообщалось лишь о том, что происходит.

Но сдержанность отнюдь не говорит о недостатке выразительных средств. Сразу же после этой сцены следует новая, описанная так же спокойно, но непременно заставляющая задуматься о глубине и сложности характера Бьяртура. Той же ночью Бьяртур, этот, казалось бы, совершенно бездушный человек, принимает ягнят у одной из овец. И сколько же настоящей нежности, заботливости в его движениях, когда он начинает поить их теплым молоком с перышка. Даже овца словно бы оценила эту нежность: «Овца подошла совсем близко к Бьяртуру. Вот он сидит и держит в своих объятиях ее трех ягнят. Она доверчиво ткнулась носом в его некрасивое лицо, как бы благодаря его, дохнула в его бороду теплой струей воздуха и тихонько заблеяла». Так что же, жесток или нежен Бьяртур, зол он или добр? Лакснесс не дает ответа на этот вопрос, не предлагает читателю никаких выводов. Он все больше и больше углубляет образ своего героя, раскрывает его сложность и подлинно трагическую противоречивость.

Лишь ближе к концу книги писатель выводит свое повествование из вневременного плана, и читатель узнает, что речь идет о двадцатом столетии. Четвертая книга романа открывается сценой в Летней обители, где собравшиеся крестьяне говорят о войне, которая «началась с того, что убили какого-то беднягу иностранца по имени Фердинанд», и которая «избавила народ от нужды», «повысила спрос на рыбу и рыбий жир». Показательно восприятие крестьянами докатившегося до них эха крупных мировых событий. Им, всю жизнь проведшим в тяжкой борьбе с нуждой, в общем-то нет дела до того, кто и почему где-то далеко-далеко воюет: «Сами они всю жизнь свою воевали, и их война была посерьезней мировой, да и причина ее поважнее, чем убийство Фердинанда… Мы, исландцы, не придаем значения королям, мы ценим только королей гор; все мы равны перед богом, и пока крестьянин называется самостоятельным человеком, а не слугой другого — он сам себе король».