Читать «Игорь Сахновский» онлайн - страница 93

«Почему же вы не сообщили о нападении по радиосвязи?» – спросил судья. «Мы-то как раз сообщили, но я не уверен, что это кто-нибудь услышал». И в самом деле, ни Бомбей, ни Коломбо, ни различные корабли, находившиеся тогда же в Аравийском море, – никто сигнал «Саманты» не получал. Хотя бортовая магнитофонная запись радиопереговоров зафиксировала слова: «На нас напало неизвестное судно!» И чуть позже: «Помощь не нужна. Сумели отбиться своими силами».

После событий 17 июля (если не в тот же день) с борта «Саманты» исчезла молодая женщина, певица, одна из двух артистов, нанятых на судно перед самым рейсом. Её муж заявления о розыске не подавал, поскольку, по его словам, это был добровольный уход, о котором он знал. По данному эпизоду проводится дополнительное расследование.

Согласно решению суда, Томас Такер был восстановлен в должности, но вскоре предпочёл уйти на пенсию.

–––––––––-

Я чувствую вину перед капитаном Такером, который взял нас с Полиной в плаванье, не зная, какую «бомбу» он берёт вместе с нами на борт. Но я и сам очень смутно это представлял.

До того как мы вышли в море, Полина переспрашивала несколько раз: «Ты уверен, что у тебя получится?», и я отвечал: «Должно. Обязательно».

Мне было известно, что она сказала Малкольму «прощай», несмотря на его резонные уговоры, и после долгих, очень болезненных размышлений решила не прощаться с мачехой и отцом. Только позвонила и сказала, что у неё всё хорошо.

Мы назвали себя семейной парой, поэтому нам дали одну каюту на двоих. Она была маленькой, тесной, и благодаря тесноте, отнимающей всякую дистанцию, позволяющей соприкасаться нечаянно сто раз на дню, мы претерпевали острейшее, почти предсмертное состояние счастья, в котором можно было дышать не только ртом в рот, но и кожей в кожу, можно было в темноте говорить оглушительным шёпотом, находясь друг в друге, и можно было, не рискуя ошибиться, вообще не различать – где я, а где она.

Днём пассажиры «Саманты» выходили на палубу в чём попало: в майках, шортах, панамках. Но к вечеру, перед нашим концертом, наряжались в костюмы и вечерние платья, как на торжественное мероприятие. Я показывал самые простецкие фокусы, а Полина пела, что ей хотелось, по настроению. Наибольший успех у зрителей имели чтение сожжённых записок, присланных из зала, и добывание голубя из крутого кипятка. Полину заставляли петь на бис русские романсы, «Вернись в Сорренто» и «Санта-Лючию».

Голубь, добываемый из кипятка, днём обычно дремал в клетке, накрытой платком. Но как-то раз я вернулся в каюту (Полину задержала на палубе говорливая меломанка) и обнаружил, что птица всхрипывает и бьётся о прутья, как будто в истерике. Ничего пугающего или подозрительного я не нашёл, но догадался проверить баул с концертным реквизитом, где лежал мой чёрный касабланский трофей. Ящик снова был раскалён, заметно подрагивал, а линии на боковой грани, до сих пор казавшиеся царапинами, теперь превратились в узкие щели между отсеками, угрожающими раскрыться куда-то внутрь: стоило лишь посильнее надавить пальцами на горячую заслонку. Я спрятал ящик назад в баул и вышел из каюты.