Читать «Игорь Сахновский» онлайн - страница 29

Журналистам вообще свойственно остроумничать по любому поводу. Но я не одобряю своих коллег, когда они за глаза называют босса Федюшей. Я даже сделал замечание нашей корректорше Даше Рукенглаз. Она мне в ответ посоветовала прочесть поэта Бродского, который выражался в том смысле, что свобода – это когда не помнишь отчество начальника. А по-моему, это панибратство и неуважение к человеку, который является крупной личностью. Не Бродский является, а Федюшин, я имею в виду, Геннадий Ильич. Хотя и Бродский, наверно, тоже.

С Геннадием Ильичом был связан один случай, который очень заметно повлиял на меня и мою текущую жизнь. В каком-то смысле, даже судьбоносно повлиял. Я до сих пор никому не признавался, а теперь вот хочу рассказать.

Помню, тот день начался мелкой неприятностью. Утром я испортил приличные брюки, в которых хожу на работу, по рассеянности уселся на жвачку, прилепленную к кухонному табурету моим сыном Алёшей. Липкую резинку мне отчистить не удалось – сзади на тёмной ткани осталось белёсое пятно. (Есть ещё брюки от костюма, но они уже некрасиво лоснятся, а других выходных брюк у меня нет.) Вынужден был идти на работу с пятном и стараться поменьше поворачиваться к окружающим людям спиной.

Я тогда ещё не подозревал, что сразу после обеда меня вызовет к себе поговорить (впервые!) сам Федюшин. Не просто поговорить, а попросить у меня помощи в жизненно важном вопросе. Он – у меня!..

За мной в редакцию прислали чёрный «Мерседес», чтобы отвезти в офис Геннадия Ильича. Мчались как на пожар, иногда по встречной полосе, обгоняя поток машин. Но затем в приёмной потребовалось ждать минут тридцать. Там сидела секретарша с очень эффектной внешностью – не хуже, чем у героини оперетты, и она отвечала на все звонки, что господин Федюшин отъехал, а вернётся только к концу дня. Через полчаса он вышел, не глядя пожал мне руку и впустил в кабинет.

Усадил меня за стеклянный столик возле камина – как гостя, а не как подчинённого. Кофе с конфетами совсем не хотелось, но отказаться я не смог. Было настолько приятно ощущать себя нужным и желанным человеком для такой персоны, как Федюшин, что я не сразу вник в тему разговора.

Геннадий Ильич был совсем не в духе. Он с полуслова начал ругать какого-то Вадика, назвав его засранцем не менее трёх раз. При этом глядел на меня вопросительно, как будто ждал моральной поддержки. Я невольно кивнул, но он нахмурился ещё сильней.

Постепенно выяснилось, что Вадик – родной сын господина Федюшина, 19-летний изнеженный олух, которому отец ни разу ни в чём не отказывал, даже купил на день рожденья новенький «Ауди-кабриолет». И теперь этот ребёночек преподнес родителям сюрприз, который не сравнишь с мелкими пакостями моего сына Алёши, вроде жевательной резинки на штанах. Вадик увлёкся нюханьем кокаина. А месяц назад у него заметили следы уколов на левой руке.

В настоящее время Вадик сидит под домашним арестом и целыми днями c кем-то шепчется по телефону. Он объявил отцу и матери, что завязывать не собирается, потому что «герыч – это круто». Геннадий Ильич понимает, что надо безотлагательно действовать, но пока не знает – как. Нашим наркологическим больницам он не доверяет, а посылать сына лечиться за границей, считает, рискованно: совсем выйдёт из-под контроля.