Читать «Xирург» онлайн - страница 108

2. Триггерным механизмом для воздействия является улыбка, вызванная максимальным внутренним подъемом объекта (счастье? — зачеркнуто. Сильное желание? — зачеркнуто. Любовь?).

3. Пик воздействия приходится на момент угасания улыбки (проверить соответствующие группы мышц, зафиксировать схему). На видео и фотоизображениях сила воздействия объекта уменьшается на 30–50 %, но все равно остается достаточной для того, чтобы…

4. Реакция на воздействие (опытная группа порядка 25 человек, наблюдению доступны только внешние состояния): от крайнего ужаса до эйфории. Абсолютно все наблюдаемые демонстрируют нечто вроде кратковременного паралича воли.

5. Паралич воли.

6. Она ничего не знает.

7. Она ничего не должна знать.

Очень скоро стало ясно — жить с ней все равно, что с камышовой кошкой, мускулистой, мускусной, опасной. Чуть крупнее обычной, ласково вьется у ног. Но в глаза не смотреть. С рук не кормить. По голове не гладить. Тварь, тихая и хищная. Привычную жизнь пришлось вывернуть наизнанку, перекроить — операции в клинике сократились до минимума, прием вел кто попало, барыни роптали, но Анна больше категорически не желала сидеть дома одна — можно я с тобой, ну пожалуйста, пожалуйста, сияющий взгляд снизу, зажмуриться, прижать поплотнее к груди, чтобы не видеть. Чтобы не выпускать. Даже экономка получила бессрочный оплаченный отпуск, и привычная к ежедневному лоску квартира подернулась тончайшей, туманной пылью и стала еще более гулкой и не жилой.

Между тем, Анна хотела в гости. Извини, давай лучше завтра. Анна хотела в театр. В кино. В ресторан. Хорошо, ребенок, непременно, но только не сегодня, я, честно говоря, немного устал. Анна хотела новое платье с наглой спиной и длинные серьги с коньячными бриллиантами. Разумеется. Платье красное? Ты же доверяешь моему вкусу? Я привезу.

Ее как будто передержали взаперти в темном подвале, а потом пинком выпустили в ликующее июльское утро. Еще она хотела замуж. И ребенка. Мальчика. И мальчика. Чтоб был похож на тебя. Ты меня любишь?

Правильный ответ гуманнее всего заменяется поцелуем. И еще одним. И еще. Иди ко мне, милый…

Как будто медленно погружаешься в скользкую болотную воду, гнилую, тягучую, черную, ныряешь, пытаясь зажать нос и одновременно нашарить на дне невидимый браслет соскользнувших часов, но под пальцами только мягкая струящаяся гниль и тихое полуживое шевеление.

Нет.

Это как мамин белый тазик с пирожными. Царство давленых углеводов, податливое тесто, размазывающийся по языку скользкий приторный крем, бесконечные, длинные, рвотные содрогания.

Ты меня любишь?

Еще один поцелуй.

Вечерами звонил Медоев, сюсюкая, лопотал — Анечка, это дядя Арсен, помнишь такого? Как здоровье, детка? Как наш с тобой мальчик? Да-да, позови его, пожалуйста, будь любезна.

Аркаааадий, кричала она заливисто, радуясь лишней возможности назвать по имени, окликнуть, дотронуться, хапнуть, завладеть. Хрипунов, не поднимая глаз, выходил из кабинета, брал протянутую трубку, благодарно чмокал воздух над Анниной макушкой — теплый, отвратительный, дрожжевой дух. Беги на кухню, я сейчас приду. Нет, лучше чай.