Читать «Фёдор Достоевский. Одоление Демонов» онлайн - страница 28

Людмила Ивановна Сараскина

Идея «Жития великого грешника», запроданная не торопившейся оплатить ее «Заре» в тот момент, когда с «Зарей» автор находился в свободных отношениях (то есть был свободен от долговых обязательств), а с «Русским вестником» накрепко связан огромным кредитом, — эта идея не имела шансов воплотиться в текст. «Вам небезызвестно, может быть, — жаловался Достоевский Страхову на редактора «Зари» Кашпирева, — что Василий Владимирович дал мне слово (о чем и писал с точностию и сам определил числа и сроки) высылать мне ежемесячно, 15–го числа каждого месяца, по 100 руб. Первая подобная высылка определена им самим к 15–му мая… И вот уже 28–е мая, а ровно ничего еще я не получил! Вы не поверите, Николай Николаевич, как расстраивает все мои дела и весь мой здешний быт — такое отношение к делу… Вы не можете себе представить, как это влияет на мои занятия, не говоря уже ни о чем другом. Я на несколько дней иногда не способен работать».

Для того чтобы величественный замысел «Жития», записанный в сжатом конспекте, был реализован в виде пяти книг по пятнадцати листов каждая, для того чтобы сюжет о грешнике стал венцом литературной карьеры автора, как того хотел он сам, ему, автору, нужно было вместе с этим замыслом, сюжетом и героем попасть в капкан безвыходности, в сети железной финансовой необходимости.

В соперничестве двух замыслов — замысла для «Зари» и идеи для «Русского вестника» — предпочтение в конце концов было отдано «Русскому вестнику»: и потому, что работа над романом о Князе А. Б. в момент соглашения с «Зарей» уже шла полным ходом, и потому, что долг Каткову, который усадил его за письменный стол, был много больше.

Роману «Бесы» суждено было появиться на свет еще и по той причине, что его первый издатель точно знал, какие чрезвычайные обстоятельства, какие безысходные ситуации требуются бедствующему литератору Достоевскому, чтобы впрячься в литературную работу, которая так или иначе зажжет в нем божественный огонь.

Ни Страхову, ни тем более Кашпиреву понять это было не дано.

Сам же автор, понуждаемый писать ненавистные ему «постыдные просительные письма» к работодателям и издателям, преследуемый видением долговой ямы, усматривал в системе отработок и жизни в кредит вовсе не благо. Это был злой рок, беспощадность судьбы, горький сиротский удел. Он не мог не сравнивать свои жалкие обстоятельства, свою унылую бедность с теми условиями, в каких работали литераторы его уровня.

«Пусть посмотрят, в каком положении я работаю! — восклицал он, жалуясь Майкову на небрежность сотрудников «Зари». — И после того у меня требуют художественности, чистоты поэзии без напряжения, без угару, и указывают на Тургенева, Гончарова!» Достоевский прекрасно знал, что и Л. Н. Толстой, и Тургенев, и Гончаров куда более удачливы в житейском смысле: обеспечены, не нуждаются в инициативе издателей, не зависят от журнальных гонораров, сами определяют сроки публикации своих вещей и не берут деньги вперед. Его задевало, что работодатели, от которых он находился в материальной зависимости, не стеснялись торопить его, и заявлял: «…редакцию (речь шла о «Заре». — Л. С.) я был просил не стеснять меня в работе, которую я хочу сделать начисто, со всем старанием, — так, как делают те господа (то есть великие)».