Читать «Фёдор Достоевский. Одоление Демонов» онлайн - страница 181

Письмо Майкова дополнялось деталями устного рассказа, записанного позже, в 1887 году, А. А. Голенищевым — Кутузовым. Достоевский, явившись к Майкову, возбужденно заявил, что имеет к нему важное поручение. Из кружка Петрашевского несколько серьезных людей решились выделиться, чтобы «образовать особое тайное общество с тайной типографией, для печатания разных книг и даже журналов, если это будет возможно».

«— …В вас мы сомневались, ибо вы слишком самолюбивы… (это Федор‑то Михайлович меня упрекал в самолюбии!)

— Как так?

— А вы не признаете авторитетов, вы, например, не соглашаетесь со Спешневым (проповедовавшим фурьеризм).

— Политической экономией особенно не интересуюсь. Но, действительно, мне кажется, что Спешнев говорит вздор; но что же из этого?

— Надо для общего дела уметь себя сдерживать. Вот нас семь человек: Спешнев, Мордвинов, Момбелли, Павел Филиппов, Григорьев, Владимир Милютин и я — мы осьмым выбрали вас; хотите ли вы вступить в общество?

— Но с какой целью?

— Конечно, с целью произвести переворот в России. Мы уже имеем типографский станок; его заказывали по частям в разных местах, по рисункам Мордвинова; все готово.

— Я не только не желаю вступить в общество, но и вам советую от него отстать. Какие мы политические деятели? Мы поэты, художники, не практики, и без гроша. Разве мы годимся в революционеры?

Достоевский стал горячо и долго проповедовать, размахивая руками в своей красной рубашке с расстегнутым воротом».

Впоследствии Достоевский не только не отрицал своего участия в тайном обществе заговорщиков, но и говорил о беспомощности следствия. Ознакомившись с изданной в Лейпциге в 1875 году книгой «Общество пропаганды в 1849 г.» — первым изложением следственного дела петрашевцев, он сказал жене (со слов Анны Григорьевны узнал об этом Миллер), что книга «верна, но не полна. Я не вижу в ней моей роли… Многие обстоятельства совершенно ускользнули; целый заговор пропал». (От себя Миллер добавлял: «В памяти самого Ф. М. очевидно сохранилось, что в замысле заговор существовал — т. е. существовал в будущем».)

Только в том случае, если Достоевский имел отношение к ускользнувшему от следствия заговору, он мог сказать в 1873 году, комментируя свой только что вышедший отдельным изданием роман «Бесы»: «Я сам старый „нечаевец”». Хотя по справедливости он должен был бы сказать: спешневец.

Косвенные доказательства, не только подтверждающие, но и усугубляющие рассказ Яновского, позволяют, вслед за мемуаристом, сделать вывод: между Достоевским и Спешневым действительно существовали тяготившие писателя отношения духовной зависимости и подчиненности чужой воле. Однако тот факт, что формальной причиной таких отношений были деньги, взятые в долг на весьма странных условиях, требует особого комментария.

IV

На протяжении всей своей жизни Достоевский нуждался и брал в долг; но деньги, взятые даже у брата, даже у самых близких друзей (Майкова, Плещеева, Яновского, Врангеля), были рано или поздно им возвращаемы — никто из них не давал ему денег даром или в подарок. Между тем Достоевский брал деньги у «чересчур сильного барина», перед которым явно робел, чтобы рассчитаться в числе прочих долгов и с долгом Mich‑Mich, старшему брату.