Читать «Битлз: секретные материалы» онлайн - страница 17
Артур Валерьянович Макарьев
— А у тебя уютно и кровать просторная.
Она помогла ему раздеться, сняла трусы и легла рядом с ним. Он лег на нее.
— Ого! — только и сказала она.
Он вошел в нее мощно и страстно.
Утром он проснулся от того, что кто-то жарил на кухне яичницу. Сообразил, что Оля. Подошел к ней. Она была в его махровом халате, в его шлепанцах, под халатом любимая американская майка Кострова с надписью «Wrangler».
— Ты сегодня никуда не идешь? — спросила она.
— Нет, — ответил Костров. — Все сдал вчера.
— И мне тоже некуда спешить, — сказала она и повернулась к нему своей мощной грудью в его любимой майке.
— А у тебя девушек много было? — спросила она.
— Нет, — ответил Костров. — Ты четвертая. — И почему-то спросил ее: — А у тебя много было мужчин?
Она задумалась:
— Да, были.
Они занимались любовью до вечера, затем поужинали. Ольга допила шампанское костровских родителей. Утром после завтрака оделась, посмотрела на счастливого Кострова:
— Вот что, Сережа. Для всех мы с тобой малознакомые люди. Я сама тебе буду звонить и приходить. Я понимаю, что я тебе понравилась, ты мне тоже. Но никаких контактов в институте. Здрасьте — до свиданья. Я почему пришла сюда? Мне мужика захотелось. А когда Игорь позвонил — узнала, что рядом, и пришла. А тут — ты. Отличный вариант получился. Вы завтра в клубе репетируете, я приду, принесу вам условия конкурса-смотра самодеятельных коллективов. Горком проводит. Помни, я — замсекретаря комитета комсомола. Ну, все.
Надела дубленку, надела симпатичную, вязаную не у нас шапочку, улыбнулась и пошла к лифту.
* * *
В середине февраля, после каникул, около 6 вечера Игорь Фонарчук и Юра Емельянов зашли к Кострову, поговорили о том о сем, послушали новые пластинки. Настроение у Кострова было никаким. В институте Коля Зайцев, соло-гитарист «Виражей», сказал ему, что видел списки на зарубежную практику. Коля попал в Алжир. А Кострова в списке он не видел. Удивительно, все участники «Виражей» куда-то ехали, даже Гриша Яников, не блиставший талантами, попал в Гану. Костров упавшим голосом спросил:
— А во Францию кто?
— У — сказал Зайцев, — там народу хватает, на полный срок едет мадам Помпадур.
— Это кто такая? — спросил Костров.
— Ну, кто? — Удивился Зайцев. — Фаворитка и любовница ректора Ольга Кузнецова.
Костров сдержался, не удивился вслух. В мозгу эхом отзывалось: «Любовница, любовница».
— Да ладно, старик, не расстраивайся. Может, я ошибся. Завтра вывесят список, почитаем.
Все это он и рассказал Фонарчуку и Емельянову. Фонарчуку, студенту Суриковского училища, заграница если и светила, то в очень отдаленном будущем, а Емельянову, студенту МАИ, вряд ли вообще стоило думать о зарубежных поездках. Игорь Фонарчук удивился:
— Вот дает! Она тебя вперед должна двигать, а не взад.
Звонок в дверь.
— Кто это? К тебе? — просил Емельянов, убавляя громкость проигрывателя.
— Не знаю, никого не жду, — удивленно сказал Костров.
Открыл дверь. На пороге Ольга Кузнецова. Фонарчук развел руками — картина Репина «Не ждали».
— Я случайно зашла. А вдруг дома?
— Вовремя, — сказал Емельянов. — Ты что, думаешь, мы здесь делаем?