Читать «По России» онлайн - страница 85

2011 Комментарий

Последние пару лет я старался побольше читать по истории страны. Здоровенные тома «Истории» Соловьева, «Александр II» и «Николай I» Радзинского, «Россия при старом режиме» и «Русская революция» Пайпса, «История России от Рюрика до Путина» Анисимова, «Технологии власти» Авторханова, «22 смерти, 63 версии» Лурье, «Любовь к истории» Акунина – это не считая книг по смежным дисциплинам, вроде «Столкновения цивилизаций» Хантингтона или «Коллапса» Даймонда.

То, что тип государственного управления в России является самодержавным – он сложился, правда, не с Рюрика, а примерно с Ивана III, но благополучно дожил до Путина – для меня новостью не было. Но меня каждый раз забавляла быстрота смены массовой любви к самодержцу столь же искренней нелюбовью. Еще вчера – «дней Александровых прекрасное начало», а уже сегодня – «властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда».

Это я к тому, что очерк про Первомай в Петербурге был опубликован в «Огоньке», когда еще стояла эпоха «прекрасных начал» (в рамках представления о прекрасном среднего русского человека). А комментарий я пишу спустя 9 месяцев во уже времена «плешивого щеголя» (как назло, еще и сделавшего неудачную пластическую операцию).

Дальше, в соответствии с историей падающих самодержцев, имеются варианты: смерть при странных обстоятельствах (Иван IV, Александр I, Николай I, Сталин), насильственная смерть (Павел I, Александр II), насильственное отстранение от власти (Иван VI, Петр III, Николай I, Хрущев, Горбачев – первые трое затем были убиты). Шансов у деспота мирно умереть, «садясь на судно» (как Екатерина II) – меньше половины.

Ждем-с.

2012

#Россия #Петербург Сумасшедший трамвай

Теги: Навальный, повара, воры и любовь к революции. – Путин в каждом из нас. – Петербургские зимы, петербургские сосули и рельсы для русского трамвая.

Всякая метафора хромает: тем она и отличается от парадигмы. Метафора, однако, может стать частью теории и концепции, если используется не в качестве аргумента, но иллюстрации. Я про метафору России.

Зимой на переломе с 2010 на 2011 год я несколько раз публично и довольно нервно высказывался о ситуации в Петербурге – город не убирают, дороги ремонтируют под снегом (да-да, прямо в снег кладут асфальт), от падающего с крыш льда гибнут дети, кругом разруха – и попросил читателей и слушателей присылать конкретные примеры бездействия коммунальных служб.

Результат превзошел ожидания. Я был завален сообщениями (и до сих пор не могу выбраться из-под завалов). Более того: меня стали просить создать антигубернаторскую оппозицию, партию, движение – то есть перейти к практическим действиям. Я к этому оказался совершенно не готов. И стал хорошо понимать Алексея Навального, в котором, после нескольких нашумевших постов в ЖЖ, стали видеть не журналиста, работающего с информацией, и даже не юриста (он юрист по профессии), а потенциального политического лидера. Навальный, если помните, даже выиграл (с грандиозным отрывом!) электронные выборы мэра Москвы, издевательски устроенные на сайте «Коммерсанта» – после чего вполне серьезные люди, никак не склонные к постмодернистской иронии, стали видеть в нем будущего президента России. И уже не электронного.

Не знаю, готов ли к переходу в президенты Навальный, но я менять сегодняшнюю российскую жизнь – пусть и в масштабе одного города, население которого равно населению Финляндии – не готов. Первая причина понятна – никогда вмешательство интеллигенции в реальную политику добром не кончалось: ни в 1905-м, ни в 1917-м (я про февраль, унавозивший почву октябрю), ни в 1991-м. Интеллигент – это вечный критик действительности, но не факт, что из ресторанных критиков получаются хорошие повара. И мы же не просим лабораторию, взявшую кровь на анализ, назначить нам еще и лечение.

Вторая причина не так очевидна. С недавних пор я все больше склоняюсь к мысли, что время изменения страны путем реформ, неважно какой степени радикальности, безвозвратно ушло. Как бы ни возмущались противники Владимира Путина тем, что он создал; как бы ни издевались над неповоротливой и неэффективной вертикалью, как бы ни пугали последствиями углеводородной экономики – путинская модель страны оказалась жизнеспособна, и скорого краха ей не предвидится. Ну, или, если хотите, болезнь зашла так далеко, что бессмысленно обсуждать лекарства, и больному можно позволить все: хоть танцевать, хоть пить шампанское с утра. Две тесно переплетшиеся идеи – «деньги главное» и «своим можно все, чужим нельзя ничего» – дали не просто переплетшиеся заросли, но целое лесное производство.

Что бы сегодня ни попытаться изменить – изменить не удастся ничего. Да приведите сами пример того, что вам в российской действительности мешает и что бы вы хотели изменить на западный манер! Машины чиновников с «мигалками» на дорогах? Ок, давайте «мигалки» завтра запретим, – но послезавтра машины нужных людей (без мигалок) начнут сопровождать машины ДПС (с мигалками), а «Скорые помощи» на коммерческих условиях начнут вместо больных возить бизнесменов. Взяточничество в ГИБДД? Замечательно, снабдим все гаишные машины видеофиксаторами, после чего гаишники начнут кошмарить всех подряд по всей строгости закона за малейшее нарушение, а передача взятки в зоне, недоступной видеокамере, поднимет стоимость мздоимства вдвое. Мы массу разумных и ценных вещей, между прочим, переняли у Запада – от ЕГЭ до регулярной внутриведомственной аттестации – но в России они начинали работать вовсе не так, как надеялись (взять ЕГЭ, положивший заслон взяткам в ВУЗах, но направивший поток взяток в школы). Если страна живет по принципу разноправия плюс власти денег – ни один инструмент, созданный в принципиально других условиях, работать не будет.

Россия образца Владимира Путина мне вообще напоминает трамвай, покачавшийся-покачавшийся, но вдруг нащупавший ребордой рельс и покатившийся – с каждым годом все уверенней и уверенней. И пассажиры в вагоне, да, недовольны, что кондуктор не объявляет остановки и вообще плевать хотел на публику, и жалуются в Страсбург, что из окна дует, что отопление ни к черту, и что сиденья изрезаны и оттуда клочьями вата, а вот вагоновожатый, смотрите, кабину отделал карельской березой (а самые большие умники, из числа получивших трамвайное образование, вообще шепотом делятся, что тормозные шланги прохудились), – по большому счету все это неважно.

Потому что будущее России зависит не от того, сколько денег пошло на отделку кабины, работает ли внутренняя связь, заменено ли разбитое стекло, удобно ли пассажирам и оборудован ли в вагоне отдельный диван с надписью «Сколково». А от того, куда ведут рельсы.

Если они проложены прямо вперед – то однажды кончатся: может, тупиком, может, обрывом, а может, кирпичной стеной, и мы тогда все с развороту либо двинемся, либо сверзимся.

А если по кругу – то будем так кружить и кружить, кружить, покуда однажды перегоревший мотор сам собой не замедлит ход или (тоже вариант) не лопнет от ветхости колесная пара.

И, если эта метафора верна – она хорошо объясняет, почему в нашей стране, даже ратуя за перемены, даже проклиная пресловутые грабли, все в глубине души уповают, чтобы движение вышло по кругу.