Читать «Булгаковский переворот» онлайн
Неизвестно
Петр Вайль, Александр Г е н и с
БУЛГАКОВСКИЙ ПЕРЕВОРОТ
МИР ДО «МАСТЕРА И МАРГАРИТЫ»
1.
Время в России ведет себя странно. Здесь оно часто теряет последовательность и определенность. Часто съеживается и растягивается. Иногда течет вспять.
Заметнее всего хронологические парадоксы в истории русской культуры, которая сама выбирает себе современников. Даже тогда, когда за нее это делают власти.
«Фиеста», скажем, вызвала волну подражаний в СССР на треть века позже, чем на Западе. Кафка оказался ровесником Аксенова. Образцом для журнала «Юность» служил не только современник Сэлинджер, но и довоенный Ремарк.
В России писатели рождаются не когда хотят, а когда это нужно читателю. Потому что литература в этой стране - метафора действительности. Вымысел относится к жизни куда агрессивнее, чем это допускается теорией, по которой искусство должно жизнь всего лишь отражать.
Вопрос «кто кого отражает» - не так прост. Декабристы породили моду на французский классицизм, или римские добродетели классицизма породили идеологию декабристов?
Очень часто жизнь измышленная казалась более осмысленной, чем настоящая. А значит, и более реальной.
История русской культуры создает собственный временной масштаб, полный парадоксов. Наверное, только в СССР импрессионисты и абстракционисты воспринимались как современники. Может быть, только здесь время восприятия отрицало авторскую датировку.
Писательские биографии отнюдь не заканчиваются датой смерти. Например, Маяковский в начале 1960-х, спустя 30 лет после самоубийства, вновь стал сугубой реальностью, оказавшей глубочайшее влияние на тогдашние художественные и общественные процессы. Живого поэта заменил памятник, у которого читали свои стихи авангардисты 60-х. И следовало бы признать, что бронзовый Маяковский сделал для русской лирической музы не меньше, чем живой.
Соответствие литературной моды ритму общественного бытия далеко не исчерпывается политикой власти в области культуры. Книги сами создают себе актуальный контекст. Часто не реальность рождает современное прочтение забытого автора, а текст заботится о построении благоприятной для себя действительности.
То, что в 1960-х годах был обнародован богатейший пласт довоенной литературы: Ильф и Петров, Олеша, Бабель, Зощенко, Булгаков, Платонов, - кажется сейчас невероятным социально-политическим феноменом. Но ведь и сама эта ожившая литература сформировала восприимчивую эластичную реальность 60-х. Ведь возрождение литературы во многом и есть сущность этого исторического периода, которому остряки не зря дали название «реабилитанс». Ведь шедевры 20-30-х годов оказали решающее влияние на общество не тогда, когда были написаны, а тогда, когда были открыты вновь.
Советский Союз жил не только по Сталину или Хрущеву, но и по Маяковскому, по Хемингуэю, по Ильфу и Петрову, по Булгакову и, возможно, когда-нибудь еще будет жить по Платонову.
Влияние каждого из этих писателей далеко выходило за границы литературы. В России эстетика легко превращается в этику. Мода часто становится единственно возможным образом жизни. Текст - символом веры.
