Читать «Неразлучники» онлайн - страница 16

Павел Владимирович Засодимский

— Хорошо бы мне с тобой вместе умереть! — задумчиво промолвил юноша.

Слепые не раз разговаривали об этом, но старик обыкновенно кончал все одним и тем же:

— Нет, дитятко! Ты моложе… ты переживешь меня. — И затем в виде утешения добавлял: — Ну, свет не без добрых людей! Не покинут темного человека…

— А все-таки я один буду! — повторял юноша грустно. — Кто со мной разговаривать станет, да и о чем говорить со мной? Знаешь, батя, мне иной раз кажется, что мы с тобой только вдвоем на свете живем…

Да и вправду! — соглашался старик. — Все люди сами по себе, а мы двое — сами по себе. Мы промеж людей ровно отрезанные ломти…

Да. Именно они чувствовали себя в мире отрезанными ломтями и поэтому-то так крепко прижимались друг к другу. Они не могли принимать прямого, деятельного участия в горях и радостях своих ближних, хотя в душе и радовались чужой радости и печалились чужому горю… Старик знакомил юношу заочно с землей, с людьми, и со всем вообще, что окружало его. Вася не уставал слушать, иногда и сам расспрашивал кое о чем. Рябок любил рассказывать о своей прошлой жизни и сам для себя находил в этом удовольствие. Старик рассказывал, как он женился, как у него родились дети, как они умерли, как, наконец, он схоронил жену и остался бобылем…

— Все прошло! — говорил он. — Вся жизнь — точно сон… Между братанами не существовало тайн. Каждою мыслью, каждым чувством делились они друг с другом. У них все было общее. Двадцать лет изжили они вместе, под одною кровлей, и все это время жили душа в душу. Один из них за это время рос и становился юношей, другой — старился и дряхлел. Они привыкли друг к другу так, как только могут привыкать люди. Иногда, даже проснувшись ночью, Вася окликал старика:

— Батя! Ты тут?

— Здесь я, здесь, дитятко! Спи, голубчик, Господь с тобою! — спросонок успокаивал его старик.

Юноша искал руку старика и, прикорнув головой к его плечу, засыпал спокойно и тихо, как дитя, как птенчик под крылом матери, вполне уверенный в своей безопасности.

Если, бывало, старик занемогал, юноша просто сам не свой, ходит, мечется по каморке, то сядет у старика в ногах, то начнет гладить его по голове, по лицу, то вдруг крепко прижмется губами к его морщинистой щеке и скорбно и глубоко вздыхает.

— Батя! Да что же это? — с беспокойством спрашивает он старика, а у самого голос так и дрожит, как в лихорадке, и весь он страшно волнуется. — Что с тобой? А? Тебе больно? Батя, голубчик, скажи: что для тебя сделать? Вымолви только!

— Ничего, родной мой! Пройдет, ужо поотлежусь… — успокаивал его старик. — Простудился, видно, маленько, как вчера на колокольню лазил. Не кручинься, живо поправлюсь… Ведь уж без болезни не проживешь!

— Батя, батя! — волновался юноша, ломая руки и в отчаянии низко свешивая на грудь старика свою белокурую голову. — Ведь ты не умрешь, не умрешь? Да?

— Нет, голубчик, не умру… почто! — говорил тот. — Не такая у меня болезнь! Вот завтра ужо к утру и встану, как ни в чем не бывало!