Читать «Эйнштейн» онлайн - страница 116

Он видел, как люди живут, убивают, умирают, как умы строят призрачные миры, царства смерти. Возможно, он видел не всё. Но что ему осталось увидеть? Страсти, трагедии, человеческие радости? Он плавал один по тихим и спокойным озерам и был захвачен самой страшной бурей истории. Он родился в мирном мире три четверти века тому назад. Он вспоминает своего отца — крепкого, как скала. Он пережил две войны, призывы к преступлению, к уничтожению, к изгнанию. Через его руки прошло всё золото славы, какая только может пролиться на человека. А еще на него выплеснули всю грязь и помои. Он улыбается сыну — жалкой улыбкой, которую боль превращает в гримасу. Он исследовал весь мир, от бесконечно малого до бесконечно большого. Совершая свой путь, он открыл чудеса, которые не видел никто прежде него. Что-то родилось из его ума, он точно не знает, что именно. Откуда это к нему пришло? Почему именно он был избран? Но это «что-то», записанное его рукой, слегка изменило взгляд людей на мир. Знание и ученость. Он никогда не перекладывал ответственность на чужие плечи и гордится этим больше всего. Он никогда не изменил — ни своим убеждениям, ни друзьям. Ни разу не отрекся от себя. Даже в самый разгар бури, даже когда его происхождение несло в себе бесчестье и грозило смертью, он всегда шел под развернутым флагом. Никогда он не отступил перед боем. Возможно, он ошибался, заблуждался? Но те, кому было плохо, всегда видели его протянутую руку. Да, этим он горд. Он не из тех, кто предавал, кто призывал к варварству, кто помалкивал. Он говорил во весь голос. Никто не мог заставить его замолчать. Памятники, почести — на это ему всегда было плевать, как и на богатство, и на власть. В тот час, когда он чувствует, как погружается в неясное далеко, но когда еще светло под холодной лампой этой палаты, которая вскоре превратится в могильную камеру, ему кажется, что он понял. Есть свет и есть черные дыры; есть Добро и Зло. Он ненавидит серые зоны. Покорность установленному порядку. Соглашательство. Возможно, есть Бог, но совершенно точно есть человек. И каким бы опасностям и угрозам он ни подвергался, он ни разу не изменил своему человеческому долгу, думает он. До него долетают последние звуки дня. Он не знает, увидит ли рассвет. Чувствует, что нет. Но он уже повидал столько великолепных и столько тревожных рассветов. Он не увидит восхода следующего дня. Боль слишком остра. Его тело, сердце не выдержат такой муки. Он целует руку своего сына. Марго приходит пожелать спокойной ночи, отирает пот с его лба — такого бледного лба над такими тусклыми глазами, окруженными такими глубокими тенями. Он остается один. Кто-то погасил свет. А может быть, это он больше не видит света. Вечная ночь — верил ли он в это когда-нибудь? Он больше не чувствует, как минуты складываются в часы. Но, возможно, время ускорило свой ход. Он говорит себе, что охватил свое время, объял его с той же силой, с какой, как он теперь припоминает, обнял своих отца и мать, встречавших его на вокзале в Павии, когда ему было пятнадцать, и он, пристыженный, но полный решимости, ушел из мюнхенской гимназии. С тем же порывом, он прекрасно помнит, он прижимал к себе сестру Майю, когда они были детьми. Настолько он был счастлив. Настолько весь дом был наполнен счастьем. Теперь он пытается пошевелить рукой, но у него больше нет сил. Рука не движется. Тело больше не слушается. Возможно, аневризма разорвалась? Бомба взорвалась у него в животе. Разразился внутренний катаклизм. Внутреннее кровотечение. К счастью, он дал согласие на уколы. Он не чувствует, как велика боль.