Читать «О начале человеческой истории» онлайн - страница 27

Отсутствие семьи, частной собственности и государства, отсутствие классов и эксплуатации — это негативные понятия, расчищающие дорогу этнологу и археологу к познанию глубочайшего прошлого. Но это именно негативные понятия, полезные лишь в той мере, в какой они препятствуют привнесению в это прошлое иллюзий из настоящего и будущего. Эти определения ничего не могут сказать утвердительного о том, что было в древнейшем прошлом, если смести с него все эти иллюзии.

Надёжный факт лишь то, что история была прогрессом. Он имел диалектический характер, развёртывался по спирали, шёл через отрицания отрицаний, но в конечном счёте он шёл вперёд. Следовательно, нам нечем любоваться в первобытности. Человечество отходило от неё всё дальше и дальше. Понятие всемирно-исторического прогресса глубже и сильнее представления о триаде, связывающей «первобытный коммунизм» с современным коммунизмом. В частности, надо ещё раз подчеркнуть, что первобытный человек был ещё более несвободен, чем раб: он был скован по рукам и по ногам невидимыми цепями. Это был парализующий яд родоплеменных установлений, традиций, обычаев, представлений. Человек не мог влиять на свои отношения: «…в большинстве случаев вековой обычай уже всё урегулировал». Рабство явилось в этом смысле уже шагом вперед, ибо человек первобытного общества даже не догадывался, что он носит какое-нибудь ярмо, а раб догадывался.

Нет, человек современного социалистического общества ни в малой мере не ищет свой идеал в отдалённейшем прошлом — подлинное освобождение человеческая личность обретает только в социалистической революции и в борьбе за коммунистическое завтра. Оглядываясь же назад, мы видим в общем тем больше отрицательного, чем отдалённее перспектива.

Но и одно, и другое представления о наидревнейшем историческом времени, описанные выше, сводятся к сознательным или бессознательным поискам чего-то неизменного в истории. Обыденное сознание подсказывает подчас и учёному этот подтекст: найти в истории нечто привычное, свойственное мне и моим ближним, или то, что я нахожу в себе и в них похвальным. Я разумен, я тружусь, я подавляю в себе некоторые вожделения. Вот вам и начало истории!

Возникло ли это качество сразу или исподволь? Выше мы уже говорили, что все попытки определить отношение человеческой истории к остальной природе тем или иным атрибутом (кроме атрибута ускорения и превращения противоположностей) связаны либо с одним, либо с другим представлением: либо с бездонной пропастью, либо с плавным мостом. Сравнительная психология хорошо знает эту роковую альтернативу. Её выражают словами: либо вы на точке зрения непрерывности, либо — прерывности (И. Мейерсон). Третьего не дано. Это старое размежевание, ведущее своё начало со времён Декарта. Он, один из великих зодчих материализма, в то же время был решительно за прерывность, за бездонную пропасть. И с тех пор надолго, очень надолго прерывность стала синонимом допущения богословской, метафизической точки зрения на место человека в природе: раз его появление и его свойства не могут быть объяснены причинно, значит, признаётся право за беспричинностью, иначе говоря, за чудом. Концепция прерывности была равнозначна концепции креационизма.