Читать «Солдат всегда солдат. Хроника страсти» онлайн - страница 5

Оба писателя избегали определений, и все же Форд согласился с названием «импрессионизм»: «Мы приняли без больших колебаний клеймо „импрессионисты“, которым нас наградили… Мы видели, что Жизнь не повествует — она обжигает наш ум впечатлениями».

Определяющей чертой романиста, да и всего поколения прозаиков и поэтов 1910-х годов, Форд считал самосознание. Говоря, казалось бы, только о себе, он обобщал: «Я абсолютно сознательный писатель; я точно знаю, как создать тот или иной эффект, когда дело касается эффекта. Далее, я — импрессионист, а это значит, что если описывать мою работу честно, точно, изнутри, то это будет описанием того, как создается импрессионизм в слове, чем он достигается, в чем выражается».

Форд сочетал изобразительность с острой драматической интригой и разными способами поддержки читательского интереса. Его метод, по сути, психологичен, что он и сам не раз отмечал: «В отличие от других школ, импрессионизм целиком основан на наблюдении за психологией…» Изобразительность же создавало совмещение нескольких планов («Импрессионизм передает причудливые стороны реальной жизни, подобно картинам, что видишь сквозь прозрачное стекло — настолько прозрачное, что, наблюдая через него пейзаж или задний дворик, вдруг замечаешь, что на его поверхности отражается лицо человека, стоящего у тебя за спиной. Ведь как бывает в жизни? — находишься в одном месте, а мыслями витаешь совсем в другом»), а также незавершенность, «невыправленность», «непричесанность» каждого отдельного впечатления. «Любое импрессионистическое произведение — проза ли, стихи, живопись или скульптура, — отмечал Форд, — является хроникой мгновенного впечатления; это неотфильтрованный, неотшлифованный пересказ ряда событий… невыправленная летопись». Оба приема создают иллюзию реальности, — альфу и омегу искусства, по Форду: «Действуя таким образом, вы сумеете передать тот особый нерв, который есть в реальной жизни; сумеете вызвать у читателя впечатление, будто он является свидетелем какого-то реально происходящего события; будто он въяве обретает жизненный опыт…»

Точно в пику предшественникам, которым было привычно разрушать художественную иллюзию авторскими вторжениями в рассказ в форме отступлений, Форд настаивал на полной достоверности описания: «В эпоху Флобера романисты вдруг осознали, с некоторым недоумением, что если автор своими назойливыми отступлениями будет постоянно отвлекать читателя от рассказа, то интерес пропадет. Было замечено, что в „Ярмарке тщеславия“ в тот самый момент, когда г-н Теккерей исподволь выстроил захватывающую картину и Бекки Шарп наконец-то задышала и заиграла на наших глазах, как живая, — именно в этот момент иллюзия вдруг разбивается вдребезги. Еще минуту назад — готов ты поклясться — ты находился в Брюсселе среди пирующих и вдруг, оказывается, сидишь у себя в кабинете перед камином и читаешь какие-то небылицы! А все потому, что г-ну Теккерею зачем-то понадобилось навязывать тебе свои моральные сентенции».