Читать «Stalingrad, станция метро» онлайн - страница 62

Такой вот удивительный пейзаж нарисовала в своем воображении Елизавета Гейнзе. Не исключено — некоторые мужчины (те, что долго смотрят вслед Наталье Салтыковой) интуитивно чувствуют то же самое. Оказаться рядом с ней, быть вхожим в нее, означало бы выступить сразу в двух ипостасях — младенца и того, кто отдает свое семя, чтобы младенец явился миру. И можно быть совершенно спокойным за судьбу своего семени: оно прекрасно приживется, как прижились крапива и орхидеи, оно даст замечательные всходы. Возвращение к истокам — вот как это называется. К тому же быть несколькими сразу (или чувствовать сразу за нескольких) гораздо лучше, чем быть кем-то одним. Это расширяет сознание и делает объемной картину бытия.

Производить дальнейшие обобщения и сооружать глобальные выводы Елизавета не в состоянии — из-за незрелости и некрепости ума. Остается довольствоваться прикладными знаниями о Наталье Салтыковой не как о Праматери Всего Сущего, а как о сотруднице районного собеса.

Елизавета не успела выяснить, есть ли у Натальи семья. Она не знает, чем занималась Наталья до того, как стала опекать стариков. Наталья не поражает интеллектом, да и с культурой у нее напряг. Главным элементом родового герба Натальи Салтыковой по-прежнему остается черный сатиновый лифчик в окружении бисера, люрексовых нитей и крашеных перьев. Подпись под гербом невозможно воспроизвести, так много в ней нецензурщины. И ее лицо — теперь оно не кажется Елизавете застывшим в своей красоте, подобно лицу греческой статуи. Оно неоднократно распадалось на элементы — как в тот, самый первый, раз. Однажды Елизавета видела его старым, однажды — взятым напрокат у кого-то из французских королев (кажется, Анны Бретонской), а однажды оно вообще повернулось к Елизавете мужской и — более того — азиатской стороной.

Китайской или японской.

Своим китайскимяпонским воплощением Наталья Салтыкова обязана исключительно Илье.

Тому самому «идейному пидору-хронику», о котором она упоминала в самом начале знакомства с Елизаветой.

Пидор-хроник был заявлен в первую очередь, но встреча с ним (неизвестно, из каких соображений) перенеслась на финал. Когда Елизавета уже вступила в контакт со сподвижником Королева, соратником Гумилева и последователем Ландау. И с десятью из одиннадцати старых кошелок. Последняя из кожгалантерейного списка уехала погостить к родственникам в Уфу, и — по замечанию Натальи — «хоть бы там и отклячилась к чертям, все было бы легче».