Читать «Stalingrad, станция метро» онлайн - страница 55

— А разве ЦК еще существует? — в незамутненном сознании Елизаветы времена ЦК КПСС плотно смыкаются со временами пророка Моисея и блужданием евреев по Синайской пустыне.

— Нет. Только им не говори, не отнимай последнюю надежду на справедливость. Со всем соглашайся, но на голову себе садиться не давай. Пошли дальше. Божьи одуваны мужеского полу. Этих поменьше, всего пятеро. Отставной майор, якобы герой битвы за Берлин, а на самом деле тыловая крыса — раз. Бывший гэбэшник — два, тот еще… Хер Верёвкин! Орудовал в Праге в шестьдесят восьмом. Написал об этом поэму в сто тридцать страниц гекзаметром. Не ознакомившихся с поэмой он из дому не выпускает, так что запасайся терпением часа эдак на полтора. Затем идут сподвижник Сергея Королева, соратник Льва Гумилева и последователь Ландау. Эти — совершенно безобидные, хотя и выжили из ума лет восемьдесят как. А вот отставного вояку опасайся и жопой к нему не поворачивайся.

— Это почему?

— Будет щипать, стопудово. Проверено на практике. Грудь тоже береги, не проявишь бдительности — облапает, мразь. Тьфу-тьфу, не про нас сказано!

— А как тогда к нему подходить?

— Лучше не подходить. Или приближайся боком, имея в руках электроразрядник для скота.

— Где же я возьму электроразрядник?

— На колхозной ферме, гы-гы. Но шокер можно приобрести в любом оружейном магазине. Он вообще… не повредит. Уяснила?

— Как будто.

— Вопросы есть?

У Елизаветы полно вопросов. Самый первый, прикладной: «а ты, случаем, не эсэсовка?» Затем идут более общие, фундаментального характера: «почему они… все они, все, кто здесь есть, так на тебя смотрят?» Я совсем не хуже (хуже, хуже!) Потому, что это Рубенс и никто не другой? Но Рубенс вовсе не является «голубой фишкой» аукционных продаж. Конечно, стоит он немало, но гораздо большие суммы выручают обычно за Гогена, Модильяни и Пикассо. Если как следует вытянуть Наталью и разрезать вдоль (части примерно на три, с сохранением силуэта) — получится Гоген. Если проделать все то же самое, искривив силуэт сразу в нескольких местах, — получится Модильяни. Если разрубить Наталью на куски, а потом сложить их в произвольном порядке, нисколько не заботясь об анатомической логике — вот вам и готовый Пикассо. P.S. Голову настоятельно рекомендуется оставить в первозданном виде, очень уж она хороша. Чего не скажешь об отношении Натальи Салтыковой к старикам — оно просто чудовищно! Вот за что следовало бы призвать ее к ответу прежде всего. Но вместо гневной отповеди злодейке Елизавета произносит:

— А пидорас-хроник — тоже фигурально выражаясь?

— Нет, пидорас самый настоящий, идейный. Он тебя развлечет так, что мало не покажется. Да ладно, что я тут распинаюсь, сама увидишь.

В недрах Натальиного тела нарастает интригующее жужжание, которое на поверку оказывается призывом мобильного, поставленного на вибросигнал.

— Секунду! — Наталья вынимает телефон откуда-то снизу, из безразмерного кармана безразмерной юбки, мельком смотрит на дисплей и лицо ее искажается чудовищной гримасой. Общего, увитого лавром и оливами, греческого ландшафта гримаса, однако, не портит.