Читать «Сердце грустного шута» онлайн - страница 29

Ксения Баженова

– О! О! Полегче! Я тоже на работе. Мне завтра, то есть сегодня, на работу идти.

– Ну, скажись больным, что тебе объяснять, сам знаешь, что делать.

– Я попробую. – Акимов, повернувшись в Лизе, увидел в ее глазах одобрение.

– Вот и отлично! Знал, что не подведешь! – Яновский обнял его за плечи, потряс дружески. – А Елизавета Сергеевна тебе поможет.

– Вот только жаль, что все это скоро кончится. Жизнь не обманешь, – сказал он тихо в сторону Лизы.

– А вот судьбу можно обмануть, нужно только начать играть по ее правилам, – ответила ему шепотом она.

– Господи! Да я даже не знаю, как их зовут, – пробормотал он и отхлебнул воды.

– Тот, что пониже и попухлей, – Энцо Бучино, серьезный предприниматель. Высокий, молодой, ты, наверное, уже понял, – переводчик Эдик. А третьего я не знаю, да он нам и не нужен.

– А что я должен делать?

– Расслабься. Все идет своим чередом, и ты ничего не можешь изменить, все уже изменилось. – Незаметно для Акимова они перешли на «ты».

Обмануть судьбу! Легко сказать! Что значит – играть по ее правилам? Значит, плыть по течению и стать рабом, то есть фаталистом. Если суждено сгореть – не утонешь. Так? А вокруг уже крутилась новая жизнь, заглядывала в глаза и при этом имела лицо переводчика Эдика; хлопала по плечу, превращаясь в Энцо. Тревожили обрывки давних желаний, обид и растерзанное в клочья чувство вины, которое он никак не мог собрать воедино и понять, к чему оно относится.

И пошла, и понеслась, и закрутилась странная напряженная свистопляска бытия; мелькали лица и города, дни сменялись ночами так быстро, что он потерял им счет и перестал различать. Но это все было потом…

Из личных записок доктора. Отрывок № 2

Заозерка, 1912 год

Петя открыл секретер, написал мне записку, чтобы я объяснил всем его состояние, и просил прислать к нему пасечника. Когда тот пришел, он взял его за руку и повел в зимний сад. Там усадил на стул, с которого пасечник, не привыкший сидеть при барине, дважды вскакивал, и дважды тот его усаживал. Наконец, устав от борьбы, он грозно взглянул на старика, и тот затих на краешке стула. Тогда Петя и сам опустился напротив, в кресло жены, где любила она встречать зимние вечерние зорьки и мечтать в тишине и сумерках; вопросительно взглянул на собеседника и приготовился слушать. Я же затих за дверью и в небольшую щелку видел, как рассказчик теребил шапку.

Некоторое время он молчал, тоскливо вглядывался в темноту за высокими стеклами веранды. Потом, почти шепотом, со страхом сказал, перекрестясь:

– Уже поздно, батюшка, про дела такие рассказывать, вся бесовщина уши как раз навострила. Боюсь я! Да и матушка-барыня не отпета еще по всем законам христианским. – Он запустил пятерню в нечесаную бороду, замолчал, понурил голову. Потом махнул рукой: – Эх! Одно слово – ведьма она!

Я увидел, как Петр Николаевич нетерпеливо потряс его за локоть. И тот нехотя начал свой страшный рассказ:

– А что мертва, так это ж ихние ее жизни и лишили, видно, не потрафила в чем-то им матушка наша. И не дознавайтесь, барин! Загонят в петлю, сами не поймете как. Хитрые они. Хитрые да злые. Одно спасение – крест животворящий.