Читать «Нереальные хроники постпубертатного периода» онлайн - страница 30

Александр Анатольевич Серегин

— А куда ты торопишься? Я целое утро ждал, пока ты мне дуру гнать начнешь: я схожу с ума, я схожу с ума. Алопеция — патологическое выпадение волос, это я по научному выражаюсь, вам не понять, проще говоря, облысение.

— Ага, значит, пока я лысеть не стану, значит, и период созревания не закончиться?

— Примерно так, а если по-простому, я тебе сейчас все космы повыдергаю, если ты будешь мне опять байки рассказывать.

Ян с жалостью посмотрел на друга:

— Ну, Андрюха, глупости в тебе за глаза, больше не добавить, хоть и алопеция у тебя в полном разгаре. Я тебе серьёзно говорю, что со мной происходят такие вещи, что мне кажется, я схожу с ума. В нормальные рамки это никак не укладывается.

— Теперь понятно, чего сразу ругаться, какие вещи? — Андрей скорчил серьёзную физиономию.

— Я два раза был или в параллельном мире или просто в другом времени, короче где-то там.

— Ну-ка, ну-ка, пациент посмотрите направо, теперь налево, следите за моим пальцем, — Андрей водил рукой, как невролог держащий молоточек.

— Я серьёзно, второй раз сегодня ночью.

— С этого места поподробнее.

— Вчера мы с Петром Андреевичем после работы выпили.

— Ну, так это всё объясняет, я иногда в такие миры попадаю после этого, — Андрей щелкнул себя по горлу, — сам удивляюсь, как оттуда возвращаюсь.

— Помолчи, пожалуйста, а то рассказывать не буду.

— Весь внимание.

— Петр Андреевич мне рассказал, как он во время войны попал в концлагерь, как их наши освободили, со всеми подробностями.

— Баб и выпивки там не было?

— Где в концлагере? Какие бабы, что ты несешь?

— Я имею в виду в подробностях, ты же говорил, что будешь рассказывать со всеми подробностями. Вот я и спрашиваю о подробностях, бабы и водка…, — Андрей вопросительно посмотрел на Яна, — нет?

— Еще раз перебьешь, брошу рассказывать.

— Молчу, молчу.

— Так вот, сел я в трамвай, видимо задремал.

— Немудрено, выпили-то вы видимо изрядно.

Ян зло зыркнул на друга.

— Очнулся оттого, что я стою в вагоне вместе с заключенными из концлагеря. Причем так плотно, что даже повернуться трудно и рядом со мной стоит труп. Он уже умер, но не падает, потому что некуда упасть, его живые поддерживают. Ты понимаешь, я его поддерживаю и слышу холод его мертвого тела!

— Ну, Ян у тебя не пубертатный, а постпубертатный период идет, такие кошмары сняться. У тебя воображения, наверное, на всю общагу хватит, если не на весь институт.

— Я тоже мог бы подумать, что это был сон, но когда я очнулся в том, же трамвае, то был грязный как черт и запах от меня был, как будто я на мусорнике спал, а это просто такой запах был в вагоне. Они больше двух суток, вот так стояли, как селедки в бочке, голодные, холодные и немытые. Туалета, как ты понимаешь, им тоже не предоставили, даже параши. Я пока до общаги добрался, от меня все шарахались, а Ксения Ивановна точно решила, что я обмочился.

— А ты, правда, как? Ты мне как другу скажи, с кем не бывает. Перебрал, мочевой пузырь тоже не камень.

— Нет же тебе говорю, а одежда? Рубашку я тоже обмочил? Я утром очнулся совершенно измотанный, потому что там помогал танкистам носить, тех, кто еще был жив в здание станции, а мертвых мы просто слаживали возле вагона. Там было три вагона, всего человек триста. Даже живые ходить не могли, ну а про мертвых …, а нас — двенадцать танкистов и я. Пока мы всех разнесли, я уже совсем без сил остался и замерз, как собака, снег же шел.