Читать «Знак земли: Собрание стихотворений» онлайн - страница 15

IV

ПОЛК

Полк шел на север. Непогода Клубила из открытых ям. Полк проходил по огородам И по картофельным полям. Косили дождевые капли, Жужжали в мокрой синеве. В дыму, в пожухнувшей ботве Торчали заступы и грабли. И обвисала, мокла, гасла На русых, на усатых пряслах Курящаяся конопля. Полк шел на север. В ночь. В поля. А за рабочими штыками С их петербургским говорком Сквозь щель, украдкой, за дверями Подсматривали всем селом. В закутах плакали телята, И под накрапом вятских звезд Молодки в темноте мохнатой Садились на капустный воз. И с Вятки ль, с Вологды ль, с Двины ли – Дул норд. И, миновав кресты, В которых псы по-волчьи выли, Пройдя овраги и мосты, По кочкам и болотным цвелям В разбитых рыжих сапогах, Печатая глубокий шаг, Полк проходил через недели. Всё было чуждым. И закат Среди рогатых темных елок. И горбунки ребристых хат. И бельма окон. Длинен, долог Был путь. А ветер гнул шесты, Качал ворон, сбивал рябину; А серый снег летел в кусты И обсыпал крупой холстину. Полк шел на север. Он забыл Об отдыхе. Его трехрядки Молчали. Из болотных жил Ржавь проступала. В лихорадке, Скрипя зубами, – год не в год, – Они молчали, шли вперед. Болота. Елки. Целина. Звонарни. Ветряки. Ограды. Холстина. Волки. Конокрады. Полк шел на север. Шел без сна. 1934

МОЯ РОДОСЛОВНАЯ

1. Прадед

Есть во мне горячая струя Непоседливой монгольской крови. И пускай не вспоминаю я Травянистых солнечных становий. И пускай не век, а полтора Задавили мой калмыцкий корень, – Не прогнать мне предков со двора, Если я, как прадед, дик и черен! Этот прадед, шут и казачок, В сальном и обтерханном камзоле, Верно, наслужить немного мог, Если думал день и ночь о воле. Спал в углу и получал щелчки. Кривоногий, маленький, нечистый – Подавал горшки и чубуки Барыне плешивой и мясистой. И, недосыпая по ночам, Мимо раскоряченных диванов Крадучись, согнувшись пополам, Сторонясь лакеев полупьяных, Покидал буфетную и брел Вспоминать средь черной пермской ночи Ржание кобыл да суходол, Да кибиток войлочные клочья. Видно, память предков горяча, Если до сих пор я вижу четко, Как стоит он – а в руке свеча – С проволочной реденькой бородкой. Наконец, отмыт, одет, обут, В бариновом крапленом жилете. Сапоги до обморока жмут, А жилет обвис, как на скелете. А невеста в кике, в распашной Телогрее, сдвинув над глазами Локти, разливается рекой, Лежа на полу под образами. «Замуж за уродца не хочу! Только погляжу, как всю ломает!» А уродец, выронив свечу, Ничего, как есть, не понимает. Девка хороша, как напоказ, В лентах розовых и золоченых. Но лишь только барынин приказ Исполняет жалкий калмычонок. Он не видит трефовой косы, Бисерного обруча на шее, Как не спит, как в горькие часы, Убиваясь, девка хорошеет; Как живет, смирившись, с калмыком… Так восходит, цепкий и двукровный, Из-за пермских сосен, прямиком, Дуб моей жестокой родословной.